Но его никто не поддержал – желающих ввязываться в новую войну не было. К тому же британские рабочие относились к революции с сочувствием – плакаты «Руки прочь от России» не большевики придумали, в Англии на самом деле носили их на демонстрациях. А воинственная позиция Черчилля надолго создала ему репутацию врага рабочего класса. И главное, все это оказалось впустую – он все равно проиграл. Пока этот вопрос обсуждался, обстоятельства уже успели измениться. «Перемирие и крах могущества Германии повлекли за собой полную переоценку ценностей в русском вопросе, – писал Черчилль в своем многотомном труде „Мировой кризис“. – Союзники вступали в Россию неохотно и рассматривали русский поход как необходимую военную операцию. Но война была кончена. Со стороны союзников потребовалось немало усилий для того, чтобы громадные запасы, имевшиеся в России, не достались германским войскам. Но этих войск больше уже не существовало. Союзники стремились спасти чехов, но чехи уже успели сами себя спасти. В силу этого все аргументы в пользу интервенции в России исчезли».
В середине 1920 года стало ясно, что Гражданская война в России близится к концу, большевики победили, и с этим уже ничего не поделаешь. Расстроенному Черчиллю оставалось лишь одно – как обычно, написать по этому поводу книгу, что он и сделал, хоть и не сразу: для того, чтобы высказать все накипевшее, ему потребовалось почти десять лет.
«Мировой кризис» – так называлась новая книга, вышедшая из-под пера Уинстона Черчилля, – безусловно, одно из его наиболее интересных произведений. Это был обширный труд в нескольких томах, издававшихся с 1923 по 1931 год. Пятый том, вышедший в 1931 году, был снабжен посвящением: «Нашим верным союзникам и товарищам, воинам Российской императорской армии». Этот пятый том, посвященный послевоенному периоду, был даже переведен на русский язык и издан в Советском Союзе уже в 1932 году. Черчилль описывал революционные события в России с такой смесью ненависти и восторга, что это читается как увлекательный роман. Он не скупился на эпитеты и сравнения. Так, например, Бориса Савинкова он сравнивал с героями Гюго, лидеров большевиков называл «сообществом крокодилов, обладавших образцовым интеллектом», а о самой революции писал: «Под аккомпанемент всеобщей болтовни и приближающегося грохота пушечной канонады все ломалось, все гибло, все растекалось, и на фоне анархии обрисовывался один единственный целостный и страшный фактор – большевистский переворот».