Черчилль. Биография. Оратор. Историк. Публицист. Амбициозное начало 1874–1929

За всеми этими философскими рассуждениями и тяжелыми событиями последних месяцев скрывался тот простой факт, что Уинстон повзрослел. В его жизни начинался новый важный этап. Он и сам это подспудно понимал, когда сказал своей матери, что со смертью няни «распалось еще одно звено, связывающее нас с прошлым»⁷²⁰. И хотя связей с прошлым еще будет предостаточно, прошлое уже мало походило на то будущее, которое ждало непоседливого юношу впереди.

Глава 2. Историк действующей армии

Исследователи жизни Уинстона Черчилля назовут последние пять лет XIX века «решающими годами»¹ его биографии. В истории нашего героя было много ключевых дат, важных событий и судьбоносных решений, но эти годы действительно стоят особняком. Они заложили основу следующих десятилетий насыщенной и плодотворной жизни Черчилля, его будущих достижений и свершений.

Он и сам это прекрасно понимал, оставив будущим поколениям энергичный призыв о важности молодых лет: «Вперед, молодые люди всей земли! Вы не должны терять ни минуты. Займите свое место на передовой по имени Жизнь. С двадцати до двадцати пяти – вот это годы! Не соглашайтесь с положением вещей. Поднимайте великие стяги и атакуйте орды врагов, постоянно собирающиеся против человечества. Победа достанется лишь тем, кто осмелится вступить в бой. Не принимайте отказ, не отступайте перед неудачей, не обманывайте себя личным успехом и пустым признанием. Земля создана, чтобы быть завоеванной молодостью. Лишь покоренная, она продолжает свое существование»²

.

Несмотря на весь восторг, определение жизненного пути Черчилля не будет простым, прямым и однозначным. Прежде чем найти «свою колею», потомку герцога Мальборо придется преодолеть как внутренние соблазны, так и условности окружающей среды. Ему предстоит сломать устоявшиеся нормы и правила, превозмочь неизбежную хулу и недовольство общества. Одолеваемый сомнениями и отвлекаемый трудностями, он будет упорно пробираться к поставленной цели, сверяясь с внутренним компасом своих истинных наклонностей и желаний.

Какие же перспективы открывались перед Черчиллем в начале 1895 года? Вопрос простой и сложный одновременно. С одной стороны, все было понятно. Уинстон окончил Сандхёрст. Впереди его ждала военная карьера и служба в полку. С другой – все было расплывчато и неопределенно. И дело даже не в выборе полка, от которого, разумеется, многое зависело, а в определении рода войск. Это был первый поворотный эпизод в жизни Черчилля, когда именно от его решения зависело дальнейшее развитие событий. Решение это принималось исходя из увлечений и привязанностей, среди которых не последнее место отводилось любви к лошадям. «Держаться в седле и управлять лошадью является одной из самых важных вещей в мире», – считал знаменитый британец³

.

На первый взгляд, в трепетном отношении Черчилля к лошадям нет ничего удивительного. Его дед Леонард Джером был страстным поклонником верховой езды. После возвращения в Нью-Йорк в 1859 году он выкупил кусок земли на Мэдисон-сквер. Рядом с возведенным им шестиэтажным особняком из красного кирпича, облицованного мрамором, а также частным театром на шестьсот мест он построил трехэтажную конюшню. Для внутренней отделки были использованы панели из черного дерева, полы устилали ковры. Журналисты писали, что роскошнее были только конюшни Наполеона III в Париже⁴.

В 1866 году вместе со своим братом Лоуренсом (1820–1888) и банкиром Огюстом Бельмонтом (1853–1924) Леонард построил в поместье Бэтгейт ипподром с трибунами на восемь тысяч зрителей, а также фешенебельное здание Jockey Club

с великолепной бальной залой, красивыми столовыми и удобными комнатами для размещения гостей. Благодаря стараниям отца Дженни бега превратились в США в популярное светское увлечение, а его самого стали называть «отцом американских бегов»⁵.

Страстной любовью к лошадям отличались и британские предки будущего политика. Для английской аристократии лошадь всегда значила больше, чем просто умное, верное и выносливое животное. Держаться в седле – это был негласный символ финансового достатка, социального влияния и политического господства. «Те, кто владел лошадьми и скакал на них, делили общество на две категории: небольшой круг избранных аристократов, обладателей сапог и шпор, и аморфная масса, рожденная запрягать и оседлывать лошадей», – объясняет историк Ральф Мартин⁶.