Черчилль. Молодой титан

Уинстон бы и принял это предостережение близко к сердцу, если бы сам Чемберлен не преступил черту и за несколько дней до того не насмехался бы над ним в парламенте. Джо выставил его неглубоким, мелким молодым политиком, не способным придерживаться какого-то одного направления, и поэтому доверять его словам не стоит. И призывал членов кабинета «не слишком полагаться на сказанное моим достопочтенным другом», при этом сослался на свой горький опыт, когда Черчилль отверг руку дружбы. «Вспоминаю те времена, когда мой достопочтенный друг только появился в парламенте, и я постарался сделать все возможное, чтобы смягчить шероховатости, неизбежные, когда молодой человек делает первые шаги. Помню, как в момент наивысшего энтузиазма, он давал понять, что готов сформировать собственную партию и собственное правительство и ждал поддержки в этом направлении.

Однако не успел Чемберлен подвести черту под самым крепким ударом, который он мог нанести Черчиллю, как кто-то из членов парламента выкрикнул: «А как насчет вас? Кто изменился сильнее?» Оппозиционер тем самым напоминал Джо, как тот не в столь отдаленные времена в вопросе гомруля (внутреннего самоуправления Ирландии) [13] точно так же повел себя с либералами, и его можно обвинить в том же самом, в чем он обвиняет Черчилля.

После этого поднялся такой невообразимый шум и гам, который унялся только после того, как членов парламента несколько раз призвали к порядку. Получив возможность продолжить, наконец, свое выступление, Чемберлен предупредил Черчилля об опасности устраивать митинги против протекционизма в больших промышленных городах, поскольку те поддерживают это направление, в особенности, если он намеревается посетить Бирмингем. «Кстати, о Бирмингеме!» — воскликнул Джо, как если бы мысль о том, что Уинстон надумает поехать туда, только что случайно появилась у него в голове. Это был его излюбленный маневр и тонко замаскированный вызов. Критиковать Джо в стенах парламента легко, а вот попробуй хоть кто-то из оппонентов осмелиться сказать хотя бы половину из своих речей в Бирмингеме. И поскольку Чемберлен ясно давал понять, что вряд ли Черчилль решится на такую поездку, тот поднял перчатку. Если Ллойд-Джордж отважился выступить там, то почему он не способен рискнуть? С этого момента в программе его выступлений и замаячила поездка в Бирмингем.

* * *

В самый разгар выступлений против протекционизма Черчилль случайно познакомился с женщиной, у которой когда-то был любовный роман с Джо Чемберленом. Восьмого июля Уинстон ужинал с видным руководителем фабианского движения Сиднеем Уэббом и его женой Беатрис. Они излагали свой план социальных преобразований — Уэббы вербовали на свою сторону всех и везде, где только можно, — и им хотелось понять, насколько Черчилль мог бы быть им полезен. В то время Беатрис была уже зрелой дамой, но в молодости — в двадцать лет, — она увлеклась Джо, несмотря на их двадцатилетнюю разницу в возрасте.

Они встретились в 1880 году, когда он еще был радикалом, и она влюбилась в него, в эту сильную личность, пока не пережила на собственном опыте, какая это сильная личность. Дважды вдовец (его жены умерли при родах), он как раз искал следующую подругу жизни, и наметил, какими качествами она должна обладать. «Главное, чтобы она полностью придерживалась моих взглядов, — признался он Беатрис. — Мне будет нестерпимо слышать ее возражения».

Не желая подчиняться ему во всем, она разорвала отношения. Личность, что открылась ей, оказалась не столь уж привлекательной, какой казалась внешне. «По складу характера, — пояснила она, — Джо энтузиаст и деспот… Следуя своим порывам, он со всей страстью будет крушить тех, кто не согласен с ним, пока не бросит их, сломленных и подавленных, к своим ногам». За ужином они обсудили и предстоящие споры с Чемберленом. Похоже, что ее былое увлечение никак не сказывалось на ее нынешнем отношении к Чемберлену. Болезненную рану она залечила, выйдя замуж за Сиднея Уэбба — видимо, ее привлекло в нем то, что он был полной противоположностью Джо — даже внешне: невысокий, неряшливый интеллектуал с узенькими плечиками. Когда Сидней во время ухаживания подарил ей свою фотографию, она воскликнула: «О нет, милый. Я не буду на нее смотреть — это так ужасно! Меня привлекает только твой ум! Вот за него я и выйду замуж». Семейная жизнь с Сиднеем протекала совершенно независимо, он выковал в ней такую рассудочность, что во время ужина она изучала Черчилля так, словно перед ней был некий новый объект для анатомирования. Ее самостоятельность и способность анализировать не оттолкнули Черчилля, в отличие от Чемберлена. Но тот портрет Уинстона, что она набросала в своем дневнике, выглядит скорее непривлекательным для нее — зрелой и опытной женщины. С ее точки зрения, он был слишком пылким, эгоистичным и незрелым.