Черчилль. Полная биография. «Я легко довольствуюсь самым лучшим»

Неоспоримо, что серьезно историей и мировой политикой Уинстон Черчилль заинтересовался довольно поздно. Уставная практика, ориентация на военных картах, определение основного направления конной атаки – вот чему обучался он в военной школе Сандхерста. До двадцати с лишним лет у него не было особого интереса к дипломатической ориентации Англии и нуждам ее политики. Лишь очутившись в Индии гусаром колониальных войск, у него проснулся интерес к гуманитарному знанию. Нужно было чем-то заполнить томительную послеобеденную сиесту – неотъемлемую часть ежедневного распорядка гарнизонного офицера. Зимой 1896 года в далеком Лондоне мать получила от сына, лейтенанта второго класса кавалерии, довольно неожиданную просьбу: купить восьмитомник Гиббона и сочинения Маколея. Знаменитый трактат Гиббона “Причины упадка и падения Римской империи” произвел на молодого Черчилля неизгладимое впечатление. Эта классика исторической литературы очень отличалась от тех текстов, которые заставляли читать преподаватели частной школы и военного училища. Черчилль пишет: “Теперь, во второй половине залитого солнечными лучами индийского дня, когда мы покидаем свои казармы, я поглощен чтением Гиббона. Я безоглядно погрузился в это повествование и наслаждаюсь каждой деталью. Свои собственные мысли я заношу на полях”. Его правилом стало поглощать пятьдесят страниц Маколея и двадцать пять страниц Гиббона каждый день.

Впоследствии Черчилль скажет, что у него был “пустой, голодный ум и достаточно сильные челюсти; все, до чего я дотягивался, я глотал”. Его американская тетка, герцогиня Лили прислала ему в подарок не что-нибудь, а пишущую машинку. “После чтения, – сообщает Уинстон матери, – я размышляю и , наконец, пишу. Я надеюсь, что подобной практикой создам совокупность логически и последовательно связанных точек зрения, которые помогут в образовании логического и последовательного ума… Маколей, Гиббон, Платон и прочие должны оттренировать мускулы и дать умственному мечу способности проявить себя максимально эффективным образом… Я читаю 3 или 4 книги сразу”. 14 января 1897 года неофит исторической науки пишет матери о том, что без остановки прочитал “Республику” Платона, а к середине марта позади остались все тома огромной всеобщей истории Маколея.

Любопытно знакомиться с его суждениями: “Маколей – это сила и ясность. Гиббон выглядит больше государственным деятелем, он более монументален, больше впечатляет. Оба они восхитительны и демонстрируют, сколь прекрасным может быть английский язык, каким разнообразным может быть изложение на нем”. Список книг расширяется: Шопенгауэр, Дарвин, Аристотель, Рошфор, Сен-Симон. В Индию посланы 100 томов ежегодных журнальных обзоров общественной жизни в Англии. Лейтенант пояснил, что хотел бы знать в деталях историю Англии за последние 100 лет.

Формирующаяся система его политических взглядов включает в себя обоснование необходимости всеобщего избирательного права для мужчин и введение системы всеобщего образования. Рабочим следует предоставить восьмичасовой рабочий день, парламентарии должны получать содержание от государства. В государстве следует ввести прогрессивный налог. Во внешней политике – полное отстояние от внутриевропейских склок, все силы надо обратить на укрепление империи. Охрана ее обеспечивается могущественным флотом и небольшой армией. Черчилль приходит к выводу ( и сохранит эту уверенность до конца жизни), что демократическое правление пригодно лишь для определенной части Европы и уж никак не для Азии и Африки.

Индия не затянула глаза Черчилля киплинговским очарованием. “Жизнь здесь глупая, скучная и неинтересная, – жаловался он матери, – Комфорт есть, компании нет”. Но критицизм Черчилля уже выходит за провинциальные рамки, он начинает судить исторический героев и деятелей современного мира. Растущую звезду британского политического мира – Бальфура он характеризует как “ленивого самодовольного циника”, а Джорджа Керзона как “испорченное дитя политики – исполненный лукавства – высокомерный благодаря незаслуженному успеху – типичное оксфордское высокомерие”. Дженни читала мнения сына не о героях древности, а о ее личных и близких друзьях, которые-то более всего могли помочь ее впавшему в цинизм сыну. Но Дженни всегда поощряла искренность. Сыну она ответила: “Жизнь не всегда является такой, как хочется, но сделать из нее все возможное – это единственный способ быть счастливым”. И впервые она заговорила о политических амбициях, которые питает в отношении Уинстона. Если не удалось сделать премьером мужа, то следует использовать второй шанс. Чтобы реализовать этот шанс требовался гигантский труд: “У тебя нет настоящей цели в жизни и понимания того, что в возрасте 22 лет жизнь для мужчины означает работу, тяжелую работу, если ты хочешь преуспеть”.