Череп на рукаве

Однако тварь, вывалившаяся из чащи, ничуть не напоминала «боевого монстра». Скорее это походило на рыхлый, изрытый порами, непропечённый как следует хлеб, на ползучую громадную амёбу. Правда, эта самая «амёба» обладала, судя по всему, силой тяжёлого танка – за ней тянулась настоящая просека. Вывороченные, поломанные деревья, торчащие острые пни; и парящая канава глубиной в добрых полметра и шириной в три.

Никакой враждебности тварь не проявляла. Непонятно было, заметила она нас вообще или нет. Это явно не представитель эндемичной фауны, это явно «чудовище», вот только в какой степени оно «чудовищно»?..

– Штабс-ефрейтор, огонь открывать только по команде, – прошипел у меня в ушах голос фон Валленштейна.

Ясное дело, только по команде. Все эксперты-контрразведчики сейчас истекают слюнями за своими мониторами. Думаю, они охотно пожертвовали бы парой-тройкой моих ребят, чтобы только во всех деталях изучить, к примеру, процесс пищеварения этой твари.

«Амёба» пёрла прямо на нас, не выказывая никаких враждебных намерений. В переговорнике вновь зашипел Валленштейн:

– Штабс-ефрейтор, раздаться в стороны и пропустить!

С превеликим удовольствием. Отчего-то мне не слишком улыбалась перспектива вступать в «скоротечный огневой контакт» с этой тушей. Было в ней что-то сугубо неправильное. Она слишком горячая, при пятидесяти градусах многие ферменты, те же рестриктазы, могут оказаться просто неактивны. Или тварь у нас из породы термофилов? Тех, к примеру, бактерий, что живут и благоденствуют в горячих водах термальных источников? Или повышенная температура просто способ катализа, при использовании ещё каких-то не известных нам механизмов?

Мы раздались в стороны. И «амёба» прокатила мимо нас, с великолепным презрением игнорируя все наши бомбы-пулемёты. Словно была уверена, что её никто не тронет. Звериных инстинктов она, похоже, была лишена начисто.

Тварь сгинула в чаще, продолжая немилосердно корчевать на своём пути всё растущее на земле, а мы – мы вновь двинулись дальше. Существо отследят другие. Может, даже захватят.

Теперь у нас был ясно видимый ориентир Мы двигались вдоль оставленной канавы. Выглядела она достаточно мерзко – вся покрытая какой-то слизью, и вдобавок земля там как-то странно шевелилась. На миг у меня мелькнула идея, что я видел нечто вроде «сеялки»; а потом мы оказались на краю леса, и я враз забыл про всех «амёб» на свете.

Уютной речной долины больше не существовало. Здесь погулял артиллерийский огонь, а до этого обрабатывало напалмом звено вертолётчиков. Или их цели располагались ближе, в лесу?.. Неважно.

Земля под ногами смачно хлюпала, пропитанная... я хотел сказать, водой, но нет, это была не вода. Мутная жидкость, вязкая и плотная, вызывающая какие-то не слишком приятные аналогии с семенной. А дальше, дальше...

Река исчезла. Точнее, вместо неё, вместо весёлого бурного потока, скачущего по обточенным гранитным глыбам, медленно тянулась полоса непонятно чего, какого-то студенистого желе мерзкого гнойного цвета. И, я полагаю, такого же запаха.

На противоположном берегу чернели обугленные обломки вертолёта. Слизь равнодушно лизала броневые панели, затекала в проёмы окон и струилась дальше, неся на поверхности частицы копоти и праха. А вот следов артиллерийского огня практически видно не было. Лишь две или три воронки, окружённые поваленными деревьями, – от перелётов на другом берегу.

А в самом потоке я видел массу коричневых пузырей. Больших и маленьких, внутри которых что-то судорожно дёргалось, поворачивалось, пульсировало... Оплетённые паутиной смутно различимых сосудов, то вздувающихся, то вновь опадающих, словно невидимое сердце с натугой гнало по жилам густую кровь.

Да, чтобы разъяснить такое,

недостаточно ни спутников, ни самолётов-разведчиков. Это надо видеть.

Сотни, тысячи шаров. Сотни, тысячи существ. Самых разных. От паука до мамонта. Насекомые, рептилии, птицы. И эту реку не остановить. Только если выжечь «студень» от самого устья тем же ядерным взрывом.

Громадный «инкубатор» не обращал на нас никакого внимания. Очевидно, не счёл угрозой – в отличие от тех же вертолётов. Наши винтовки тут бы ничем не помогли. Толстенный слой «желе» должен действовать не хуже нашей брони. Огонь выжжет верхний слой, но не пройдёт вглубь. Снаряды «расплескают» студень, гидродинамический удар уничтожит несколько сотен зародышевых пузырей, но им на смену туг же придут новые. Нет, лечение здесь может быть только самое радикальное. Это как в средние века, когда при септическом поражении существовал лишь один выход – отсечь поражённую конечность.

Мы стояли, укрываясь за крайними деревьями. Никто не решился лечь в ту странную субстанцию, что пропитывала землю. Наша броня всё же не полностью герметичный скафандр.

...И всё-таки, что погубило вертолёт?..