Череп на рукаве

Я начинаю говорить. Нет, я не произношу мысленно слова. Я просто мыслю. Разворачиваю полотнища образов, невесть откуда взявшиеся в моей памяти. Я вижу древний океан, ещё безжизненный. Пустынные берега. И самые первые комочки живой слизи в полосе тёплых прибрежных вод. Такие же живые комочки, как и тот, из которого возник мой визави. Я вижу, как усложняется тело, как появляются всё новые и новые виды; передо мной словно проходит вся история эволюции – подобно тому, как перед умирающим человеком якобы проносится история всей его жизни. Передо мной проносится история человеческого рода. Мелькают причудливые формы, каких я никогда не видел ни в каком учебнике палеонтологии. Вздымаются горы и высыхают моря. Твари бьются за существование. Но в основе своей – мы всё те же крошечные комочки живой слизи в полосе прибоя. Нам нечего делить. Мы – одно и то же. Мы —живые.

45

«Жук» внимательно «слушает». Он не шевелится. «Мы одной крови – ты и я», – шёпотом произношу я всплывшую из детства фразу Маугли. «Мы одной крови – ты и я», – говорят вереницы картин из моей памяти. Расходятся, порычав друг на друга, два каких-то зверовидных ящера. «Мы не сделаем друг другу вреда». Разлетаются в разные стороны два птеродактиля. «Мы поделим добычу». Показав друг другу клыки, скрываются в противоположных друг от друга зарослях два саблезубых тигра. «Мир достаточно велик для нас обоих». Это говорится не словами. Образами. Отчего-то мне кажется, что «жук» способен воспринять то, что я сейчас вижу сам.

Тварь не движется. Кажется, она в неуверенности. И я, вдохновлённый, продолжаю:

«Мир огромен. Ты можешь быть свободным». Исполинские степи, трава, мелкие водоёмы, там, где мать-земля вытолкнула на поверхность водяные жилы. «Ты можешь жить. Сам. Необязательно выполнять приказы». Понятно, что слов тварь не поймёт. Я просто думаю о том, как прекрасен может быть полёт ранним утром над покрытыми росой травами, как замечательно будет танцевать в тёплых лучах заходящего солнца над прудом, где ты живёшь, и даёшь жизнь потомкам, и род твой не пресекается. Никогда. Вечна цепь жизни, в ней миллионы звеньев – зачем же вырывать своё собственное?..

Не знаю, что он может понять, мой собеседник, которому даже нечем мне ответить. У него лишь простейшие нервные узлы, предназначенные для одной-единственной цели – найти и уничтожить. Инстинкт самосохранения, равно как и инстинкт продолжения рода, думаю я с запоздалым раскаянием, в них скорее всего не заложен.

Однако «жук» не двигается. Я чувствую накатывающуюся откуда-то волну физически ощутимого жара, словно ненависть. «Жук» как-то нелепо дёргается, словно его держат незримые нити; и вдруг из ровно катящегося потока взлетает серый язык слизи. Он мгновенно охватывает тварь и ловко, словно на самом деле язык живого хамелеона, втягивается обратно вместе с добычей. Несколько мгновений я могу видеть агонию моего молчаливого «собеседника» – его мгновенно окружает подобие сероватой капсулы, тянутся жгутики сосудов, и вот уже начинает работать кислота, стремительно растворяя покровы, обнажая нехитрые внутренности... Поток уносит место казни прочь от меня, я теряю его из виду, по течению валят и валят всё новые сотни, тысячи коричневых пузырей.

Очень похоже на казнь «усомнившегося». Но нет, что я, – мотаю головой. Человеческие понятия об этике тут неприменимы. Скорее это организм уничтожил собственную клетку, где случайно началась малегнизация, а иммунная система пока ещё сильна и быстро распознаёт уродов, не давая им ни единого шанса...

И тем не менее я испытываю грусть. Словно мы на самом деле могли бы... чёрт, подружиться! – с этим самым «жуком»...

Кажется, поток в некой растерянности. Хотя иммунитет не может быть в растерянности. Он может быть временно угнетён, даже подавлен, когда реакции замедлены и ослаблены. Не знаю, получится ли у меня второй раз этот же фокус, так что лучше не рисковать.

И я ползу дальше. Словно на самом деле – увидеть исток и умереть.