Череп на рукаве

– Господа взводные, задачу мы выполнили. «Матки» накрыты. Обе уничтожены прямыми попаданиями. Кишки разбросало на километр в стороны, – он не сдержался, хихикнул. – После этого был ещё напалмовый налёт. Туча выманена и уничтожена. По данным штаба, в воздухе нет сколько-нибудь значимых их скоплений. Мы уходим. Нас перебрасывают. Жду доклада и сводки потерь. У меня всё. Отбой.

...Командование оттянуло «Танненберг» на несколько десятков километров от берега, к местному аэропорту. Полк грузился в тяжёлые трёхсоттонные «Зигфриды». Туча нас на самом деле не беспокоила.

А вот что такое «трупоеды» и «мясовозки», мне пришлось узнать. И притом очень скоро.

Из Пенемюнде полк перебазировали ближе к столице Иволги. В пригороды маленького университетского городка. Здесь было уютно, зелено и тихо. Университетские корпуса по чьей-то прихоти оказались выстроены в виде стилизованного орденского замка. Приземистая крепость разметалась в живописной долине между двумя покрытыми пихтами холмами. Только здесь стены весело подмигивали восходящему солнцу десятками широких окон, стеклянные крыши щедро пропускали свет в аудитории и читальни... Ничего не скажешь, хороший университет. Несравненно больше нашего новосевастопольского, и здания в виде бастионов Крымской войны мы не строили...

Только оказавшись там и зайдя в офицерское казино (святой принцип разделения офицерского, унтер-офицерского и рядового состава соблюдался неукоснительно!), мне удалось узнать последние новости. Официальные сводки командования стали вдруг необычайно скупы. Первый и наивернейший признак того, что дела где-то пошли плохо.

А они таки пошли плохо.

...Офицерское казино было наспех оборудовано в помещении студенческого клуба. Сами студенты – эвакуированы, как мне объяснил солдатик с повязкой вольноопределяющегося нонкомбатанта у входа. Мельком я подумал, что эта белая тряпка едва ли поможет бедняге, «не могущему взять в руки оружие вследствие своих религиозных взглядов», если ему таки придётся встретиться с Тучей.

Внутри всё было сделано в «гейдельбергском» стиле – то есть массивные потолочные балки тёмного дуба, с них свисают цеховые знамёна, штандарты студенческих гильдий, на здоровенных геральдических щитах выведены эмблемы факультетов, сакраментальная змея с чашей – медики, инкунабула и гусиное перо – лингвисты-филологи, и так далее и тому подобное. Оригинальность и самобытность тут, похоже, не поощрялись. У стойки девушки-волонтёрки разливали господам офицерам пиво. Нечто более крепкое в боевой обстановке не полагалось. Я увидел Рудольфа, Мёхбау, ещё нескольких знакомых. Рудольф поднялся, замахал мне рукой – в другой он держал литровую кружку пива.

– Садись, Руслан, – подвинулся Мёхбау. – Вольфганг! Распорядись насчёт пива господину лейтенанту Фатееву. Und bitte, gib mir die Zeitung!

Вольфганг, только что произведённый из юнкеров лейтенант (с настоящим, а не полевым, как у меня, патентом), метнул на меня злобный взгляд, но противиться гауптманну не посмел. Давай-давай, дылда имперская. Суетись. Тебе не доверили пока взвода, назначили, в соответствии с дипломом, командиром парного расчёта УРО, и ты теперь считаешь, что тебе перешёл дорогу какой-то русский. Признаюсь, что злоба Вольфганга доставляет мне некое не слишком христианское удовольствие.

– Слышал новость, Рус? – повернулся ко мне Рудольф. – Нашли только девять «маток». Девять из десяти. Последняя так и не всплыла.

– А остальные?

– Остальные выбрались на берег, – отрывисто и сухо бросил Мёхбау.

Вопросы старшему по званию не приветствуются даже в неформальной обстановке. Поэтому я дождался, когда Норберт Шрамм, обер-лейтенант и командир другой роты в нашем батальоне, грохнул кружкой о стол:

– И вымели почти начисто два полка.

– Наших? – однако, это «наших» уже получается у меня без малейшей натуги.

– Нет. Тридцать пятая гренадёрская. Сто девятый и Сто одиннадцатый полки. Пятый армейский корпус. Я ждал продолжения.

– Туча прорвала проволоку, – спокойно проговорил Мёхбау. – Словно получила предупреждение о нашей уловке. Сперва пошло крупное зверьё. Их перестреляли, но сети были порваны. И потом уже навалилась Туча.

– А «матка»?

– «Матку» накрыли, – ещё более сухо уронил Мёхбау. – Резервом штурмовиков. Командир Сто одиннадцатого успел вызвать огонь на себя. Тучу сожгли. Полк тоже. Уцелели единицы.

Мёхбау ронял слова, словно камни. Остальные тоже как-то примолкли. Мы ещё не привыкли встречать известия о потерях с равнодушием истинных профессионалов. Имперская армия, тем более её элитные части, уже давно не несла тяжких убылей, что называется, в личном составе.

– Да пребудут они в покое, – негромко проговорил Рудольф, и этим как-то сразу разрядил обстановку. Словно все только того и ждали. Зашевелились, зашумели. Сдвинули пенящиеся кружки. С больших оловянных тарелок с рыцарями и драконами быстро исчезала мелко нарезанная твердокопчёная колбаса.