Черепашья луна

Зря он всегда ее во всем обвиняет, и она, наверное, поэтому не могла ему рассказывать о том, что у них случалось за это время. Но если она не могла сказать о кражах в школе, об отстранении от уроков, то как теперь объяснить, откуда в коробке, которую они с Кейтом зарыли вместе, оказались два золотых кольца, принадлежавших убитой женщине? Люси вдруг вспоминает, как ее притянул к себе Джулиан Кэш. Двадцать лет подряд Эван верил каждому ее слову. Люси всегда думала, что Эван ее толком не знает, потому что она сама этого не хочет, но теперь уверенность ее пошатнулась. Джулиан Кэш угадывал ложь каждый раз, прежде чем Люси успевала раскрыть рот.

— Я прилечу сегодня же, — говорит Эван.

Он работает архитектором в крупной фирме, и пока они были женаты, у него всегда не хватало времени. После развода он стал свободнее. Он не ездит в офис по пятницам, соглашается взять менее важных заказчиков, проектирует летние домики в Беллпорте и перестраивает гостиные.

— Я могу прямо сейчас поехать в аэропорт.

— Нет, — говорит Люси. — Не нужно. Он, может, как раз сейчас едет в Нью-Йорк.

— Господи, — говорит Эван. — Ты права. Я остаюсь. Черт побери, — добавляет он. Голос у него несчастный. — Послушай, давай не будем винить друг друга во всем каждый раз, когда с ним что-то случается. Нельзя же так.

— Мы всегда так делали, — произносит Люси тихо.

— Ну, тогда у нас все было в порядке, — мягко говорит Эван. — Мы были женаты.

Он говорит с ней так ласково, что это невыносимо, а еще невыносимей сидеть дома и ждать, пока Кейта отловят. Ей хочется взять ситуацию в свои руки, хоть немного.

— Я позвоню тебе сразу, как только что-нибудь узнаю, — говорит Люси Эвану, и ее слова звучат весьма убедительно.

Положив трубку, она включает автоответчик, потом одевается, умывается холодной водой. В темных очках, чтобы скрыть распухшие глаза, она садится за руль и едет в «Сан гералд». Искать Пола ей не приходится, он сам подходит к ней из-за спины, когда она запирает машину.

— Беда с твоим мальчишкой, сочувствую, — говорит он.

Люси резко поворачивается. Он тоже в темных очках, так что преимуществ нет ни у кого. Асфальт под ногами горячий, и жар поднимается вверх прозрачными змейками.

— С таким послужным списком рано или поздно он все равно кинулся бы в бега, — говорит Пол. — Если верить статистике.

Люси догадывается, что у нее, наверное, отвисла челюсть, потому что Пол добавляет с ухмылкой:

— Откуда я знаю, что он сбежал? — Он постукивает себя по лбу с таким видом, будто там у него секретное оружие. — Послушай, да не волнуйся ты, — советует он Люси. — Ну, дернул он в Атланту, или в Сан-Франциско, или к отцу. Могу поспорить.

Люси улыбается ему; мысль о том, что ее сын сбежал не один, а в компании с тем самым ребенком, следы которого ищет Пол, приносит ей странное, горькое удовлетворение.

— Расскажи мне о Карен Райт, — просит Люси, шагая за Полом, когда он идет к своему припаркованному невдалеке «вольво».

— На самом деле это не ее имя, — отвечает Пол. — И цвет волос не ее, и возраст, и автомобильные права тоже.

Вдруг он поворачивается.

— Зачем тебе? Что ты о ней знаешь?

— Ничего, — говорит Люси.

Она отступает на шаг и поправляет на носу темные очки.

— Если ты хочешь когда-нибудь писать не только некрологи, учись обращать внимание на детали, — говорит Пол.

— Ты прав, — говорит Люси и прикусывает губу — слегка, не до крови.

— Ты в лифте с ней сталкивалась? — говорит Пол, рывком открывая дверцу машины.

— Ну да, — признается Люси.

— У бассейна сидела в соседнем шезлонге? Просила у нее крем от загара?

— Кажется, да, — говорит Люси.

— Тогда, если бы ты обращала внимание на детали, ты знала бы о ней минимум десять вещей, которые навели бы нас на след.

«Вольво» исчезает в конце Западной Мейн-стрит, а Люси так и стоит на дороге в сизом облаке выхлопов. Она снимает очки, надевает их на макушку. Стоит в свете яркого, окрашенного лимонным солнцем утра, еще и не позднего и по-настоящему не жаркого, и до нее постепенно начинает доходить, что она, Люси, знает о своей соседке намного больше, чем Пол мог бы мечтать. Знает, например, в какой парикмахерской та стриглась, и не только в Верити, но и раньше, в той, прежней жизни. В Нью-Йорке.

— Детка, ты тут изжаришься, — говорит ей Китти Басс.

Люси так пугается звука ее голоса, раздавшегося у самого уха, что шарахается в сторону. На мгновение ей кажется, будто это голос Карен, нежный, ровный и очень далекий.

Китти обнимает ее за плечи, чтобы удержать.

— В любом случае здесь тебе делать нечего. Ты должна сидеть дома и ждать Кейта. Вопрос не в том, вернется он домой или нет, а в том, наорешь ты на него или нет. И прекрати думать о своей убитой соседке.

— А о ком я должна думать? — спрашивает Люси. — О Джулиане Кэше?

— Ты серьезно? — говорит Китти. — Слушай, я расскажу тебе про него все, что тебе следует знать. — Она взмахивает рукой, и два серебряных браслета у нее на запястье стукаются друг о друга, звякнув, как колокольчики. — Первое: держись от него подальше.

— Я бы с радостью, — говорит Люси. — Но именно он ищет Кейта.