Через бури

А туг еще Израиль Соломонович Шапиро, Сашин псевдосоавтор по сценарию «Аренида», пришел без него к Инне Александровне и предложил ей выйти за него замуж, разведясь со Званцевым. Он на днях будет арестован. Шапиро это доподлинно известно (должно быть, сам донос написал, чтобы одному остаться автором фильма). «И надо спешить с разводом до ареста, а то теперь жен тоже забирают». Инна с негодованием выгнала его, рассказала со слезами Саше и предложила немедленно выехать им с трехлетним сынишкой Олегом на юг. Тем более что получено письмо от Татьяны Николаевны. Она писала Шурику, что их дочь Нина за блестящие успехи в пятом классе награждена бесплатной путевкой в детский санаторий в Геленджике. И было бы неплохо встретиться дочери с отцом.

Званцевы в тот же вечер выехали в Новороссийск.

В Новороссийске супруги расстались. Инна с мальчиком направилась по побережью до Ермоловского, а Саша — в близкий Геленджик, стоявший на берегу бухты. В конце аллеи со стройными, стремящимися в синее небо кипарисами, Званцев ждал вызванную воспитательницу. Он размышлял о своей судьбе, об Иосифьяне. «Его можно понять, — оправдывал он приятеля. — Я окружен семьей врага народа. И не эта ли причина увольнения из «Оргаметалла»?»

Вокруг росли магнолии и роскошные олеандры. Словно взятой из архива сводкой, времен Первой мировой войны, на столбе хрипела радиотарелка: «На Западном фронте без перемен». А здесь, в благодатном крае было тихо. «Не шелохнет морская гладь». Морская прогулка с дочерью могла удаться на славу.

Санаторий размещался на взгорье. К калитке, где ждал Званцев, спускалась ясноглазая воспитательница с фигуркой, заимствованной из Лувра:

— У вас прелестная дочь, но сегодня вечером она поет в хоре. Оставайтесь ночевать. Я уступлю вам свою комнату. Я покажу вам сказочные места, — в ясных глазках зажглись искорки.

Званцев отказался от комнаты и лунной прогулки. Искорки в глазах потухли:

— Жаль! А вы мне понравились. Я сейчас приведу вам девочку и вы еще застанете в порту Новороссийска теплоход «Грузия». Он доставит вас в Сухум, а с дирекцией санатория я все улажу. Сколько лет вы не виделись с дочкой?

— Семь лет.

— Теперь ей двенадцать. Узнаете ли?

Когда она вернулась в сопровождении сероглазой девочки с заложенными на голове косичками и чемоданчиком в руке, не узнать Нину было невозможно. То же серьезное выражение лица, та же уверенная походка человека, крепко стоящего на ногах, тот же пристальный взгляд, отличавший ее с детства, и тот же возглас: «Шурик!», с каким она бросилась ему на шею.

Теплоход «Грузия» они застали в порту, взяли двухместную каюту второго класса и скоро, еще до наступления коротких здесь сумерек, были уже в открытом море. Корабль не подходил близко к берегу, и белые строения на нем едва виднелись. Волн не было, а качало. Мертвая зыбь, отголосок далекого шторма.

И тут сказалась обратная сторона морской прогулки. Нинусю сразу укачало. Саше пришла нелепая, казалось, мысль. Заговаривают же зубную боль. И он стал абзац за абзацем рассказывать ей свой злополучный, забракованный им самим роман. Его заимствовали сектанты для обмана верующих, вымогая у них все имущество во имя спасения души.

Утром отец с дочерью сидели в одном шезлонге. Нинуся слушала импровизации своего «Шурика», изредка прерывая его возгласом:

— Ух ты! И как дальше?

И вдохновение сошло на молодого писателя. Близость маленького любимого существа, неподдельный ее интерес к рассказу сделали чудо. Острый сюжет рождался сам собой. Говорили и действовали живые люди, после головокружительных приключений словно оказавшись здесь, на палубе, среди пассажиров, любующихся морем и романтической парочкой.

Прибытие в Сухум даже вызвало у рассказчика и слушательницы некоторое раздражение вынужденным перерывом.

Девочке был обещан обезьянник, размещенный на взгорье. И Нина отвлеклась от средневекового замка и летающей по воздуху собаки, притянутой за железный ошейник могучим магнитом, С интересом разглядывала она разгуливающих по вольеру павианов. Ходили они на четырех руках-лапах, но сидя, орудовали и передней и задней парой рук с одинаковой ловкостью.

Старый и седой огромный самец восседал недвижно на древесном обрубке. Поворачивая удлиненную, как у собак, морду, он зорко следил за поведением стада, порой грозным окриком, а то и тумаком, осаживая зарвавшуюся молодежь за слишком повышенный интерес к самочкам.

— Они напоминают мне собак, когда те бегут стаей за одной, — заметила маленькая наблюдательница. Потом добавила. — Неужели мы от них произошли? Нам так учительница говорила.

— Не от них, а от общих с ними предков. Правда, встречаются люди со схожими повадками.

— Я видела в цирке шимпанзе, одетого как человечек. Ужасно смешно!

— Особенно похожи на человека гориллы. Только они больше и добрее людей.

— А когда «Пылающий остров»? — спросила девочка.

— Как только сядем в автомобиль и поедем по берегу. С одной стороны море, с другой горы.

— Я буду вертеть головой, как самец. Смотреть и туда и сюда.