Через двадцать лет (СИ)

- Когда как, - отозвался Алекс, - если говорить об актрисах, то платья всегда на первом месте, вас просто задело их волной в настоящее время. А если беспокоят лимузины, то их у нас и при Гордоне не было. Сэм приучил меня отличать роскошь от излишеств и там, где можно, выбирать удобство. Не согласны?

- Нет, почему, согласна, - призналась Эрика, - за три месяца, кажется, я узнала о вашем театре всё, а теперь вот выясняется, что только малую часть… Я даже не знаю, каким был Сэм Гордон – о нём постоянно говорят, а я могу лишь представлять.

Зеркало заднего вида отразило быстрый взгляд, направленный на девушку.

- Вопреки тому, что вы могли слышать, он был очень классным. Возможно, когда-нибудь я расскажу вам историю нашего знакомства – если буду морально готов.

- Не бойтесь, я подожду.

Ниссан выехал с улицы, сворачивая в сторону театра.

- А бастион глупостей и колкостей переждёте? Приедут критики, знаменитости и новая порция журналистов. Вас могут укусить, но вы брыкайтесь, ладно?

- Я знаю, какими они бывают, - уверила девушка, - к тому же, я люблю брыкаться – с тех пор, как одна дамочка написала гневное письмо в редакцию о несочетаемости ананасов с томатным соусом и о моих отравляющих рецептах.

Режиссёр присвистнул.

- Ого… И чем закончилось?

- Алекс, ну вы же – взрослый человек, - хмыкнула Эрика, - Гавайскую пиццу[75] никто не отменял, и, разумеется, я встала на защиту своих и обязанностей.

- Значит, одолели?

- Одолела.

Перестраиваясь, автомобиль двигался к Корт Сквер. Эрика знала, что вот-вот из-за угла возникнет сверкающий в сумерках театр, заполненная парковка, а с ними – усиливающееся волнение. И снова режиссёр пришёл на выручку, понимая её эмоции.

- Не паникуйте слишком сильно, лёгкой взбудораженности достаточно, - подмигнул он в зеркало, - там, за сценой, сейчас находится прекрасная опытная команда – я доверяю им и доверяю шефству Дэна над ними.

Впереди показался выезд к площади…

- Да, мы пошли на риск, мы участвовали в своеобразном эксперименте – но в хорошем. Осталось просто хорошо его представить.

…Потоки машин и театр, похожий на стеклянную игрушку, приближались.

- Даже если не выйдет утихомирить панику, я всё равно хочу поблагодарить вас, Алекс, - сказала девушка, теребя застёжку клатча, - когда-нибудь я тоже наберусь опыта, перестану мотать нервы себе и другим и превращусь в театрального зубра, а пока… Спасибо, за подаренный шанс.

Метрах в двадцати маячил главный вход и красные двери, подсвеченные лампами. Успевшая, в некотором роде, привыкнуть к служебным ступенькам, Эрика готовилась официально помогать Алексу и исполнять роль хозяйки вечера. Возможно, тихая апрельская погода благоволила обоим, и люди с камерами, стоящие неподалёку, ждали именно их…

- Не за что, - помолчав, режиссёр выключил мотор и отстегнул ремень, - мне было приятно работать с вами, правда. И знаете, что? – он развернулся к заднему сиденью. - «Зубр» из вас выйдет превосходный!

* * *

А потом были камеры, фотовспышки, мелькавшие лица. Улыбки и кивки; имена, сложные и не очень, известные и новые; прогнозы, похожие на букмекерские ставки… И вопросы. Вопросы, вопросы, вопросы. Об идее пьесы, о творческих планах, о вдохновении, личных мотивах и вообще приходе в драматургию. Эрика чувствовала, что её оценивают – сперва отдельно, а потом и вместе с постановкой. Хотелось увидеть маму в пропарфюмленной толпе, но мама была права: вечер, напоминавший испытание, требовалось пережить самостоятельно. По словам Алекса, надо было просто представить людям рискованный эксперимент.

И они представляли. Бесчисленное множество раз приветствовали гостей возле афиши в фойе, снова и снова отвечали на вопросы. Эрика знала, что антракт выдастся не менее церемонным, и возможности попасть за кулисы, скорее всего, не будет до конца спектакля. Сегодня возможность ей не полагалась. В памяти всплыли рассказы Дэна о его первой постановке, проведённой за пультом – тогда девушка не особо верила, что подопечный Алекса, вросший в театр всей душою, мог чего-то бояться, но факт оставался фактом. Сейчас она чувствовала себя Золушкой из сказки, номинанткой на Оскара и безумно счастливым человеком. Очень взволнованным счастливым человеком.

Если бы Джимми Роджерс дожил до этого дня…

Когда свет в зале погас, и занавес неслышно раздвинулся в стороны, сердце ухнуло, проваливаясь в пятки. А затем, кувыркнувшись, возвратилось, быстро-быстро стуча, пока взор вбирал декорации. Всё уже виденное, всё отрепетированное и некогда лично придуманное. Сейчас оно казалось иным – не посторонним, но отчасти новым. Более масштабным. Эрика поняла, что впервые оценивает проделанную работу как законченный результат. И ещё поняла, что с удовольствием взглянула бы на неё чужими глазами.

А потом начало двадцатого века приветственно ворвалось в зал, управляя вниманием зрителей. Алекс, сидевший рядом, знакомо потянулся через подлокотник и накрыл её руку своей. Они не смотрели друг на друга, поглощённые действием, но ощущения будто складывались в неозвученный диалог:

- Вы классно оформили свет, мне нравится.