Через годы, через расстояния

Чувствовали себя эти двое малость пободрее, потому что в последней перед этой горой деревне, в самой крайней хате, смогли подкрепиться все-таки по "бабушкину аттестату". Хозяйка, пожилая "титка" Фанаска, поначалу всплеснула руками, завидя в дверях этих двух добрых молодцев, поскорее сообщила им, что они за одно только это утро оказались у нее сотыми: разве их "усех нагодуешь", то есть накормишь?! Призналась все-таки, что осталась лишь одна сваренная для холодца коровья голова - "бильше ничого нема".

– А ты, тетенька, не могла бы отдать ее нам? - осведомился Юрка Кузес.

– Будь ласка. Да разве ж вы будете ие снидать?

– Будем, будем! - отозвались мы хором. - Голод, тетенька, не тетка! сострили также хором, усаживаясь за стол.

Подхарчившись таким образом и повеселев, мы поднимались теперь в гору, подтрунивая, по обыкновению, друг над другом.

– Скажи, Михаил, как бы ты, будучи командиром полка, брал эту высоту? спросил Юрий, указывая на макушку горы.

– Смотря кто командовал бы на той высоте, - ответил я.

– Ну, допустим, я.

– Тогда мне и нечего было бы голову ломать!..

Расхохотались. Между тем увидели перед собой девчат и прибавили ходу. Через несколько минут догнали их, вместе поднялись еще немного, в небольшой ложбинке, окруженной низкорослым кустарником, расположились отдохнуть. Вера и Рита, познакомившись, уже щебетали с молодыми офицерами. Только Галя, третья связистка, присев на прошлогодней траве в сторонке со своей катушкой и с карабином, поглядывала на остальных молча, не присоединяясь к веселой болтовне подруг. Девятнадцатилетняя, с виду она была сущий подросток, узкое лицо казалось просто ребеночьим. Сказать, что ее вовсе не интересовали лейтенанты, нельзя. Галя прислушивалась к их словам. Один из офицеров, в полушубке, синеглазый, румянощекий, как девчонка, почему-то, разговаривая с ее спутницами, поглядывал часто на нее, Галю.

Отдохнув, мы поднялись на вершину горы, с которой увидели внизу большое село Ширяево. Но прежде того увидели пятерых мальчишек, занятых совсем не детским, вовсе уж не веселым делом: ребятишки стаскивали в одну братскую могилу наших убитых недавно здесь солдат. Некоторых, взятых, видимо, по пути наступления в ближайших селах и деревнях, не успели еще обмундировать, и они лежали на бранном поле в своих домашних одеждах: в пиджаках, в стареньких пальто, в черных порванных фуфайках, в разношенных ботинках и сапогах. Подростки, сумрачные, молчаливые, лишь впятером могли нести одно тело. с лиц ребячьих, раскрасневшихся от тяжкой и скорбной работы, струился пот.

Юрка и я, а вслед за нами и девчата, сняв с себя боевые доспехи, то есть карабины, телефонный аппарат и катушки, начали помогать ширяевским ребятишкам. И тоже - молча. И только когда все тела были уложены в яму и мужская часть артели принялась засыпать ее землей, девчата сперва зашмыгали носами, потом стали уже всхлипывать, а под конец разрыдались. Участницы Сталинградской битвы, страшных боев на курской дуге, на Днепре, неужто они не видели подобных зрелищ?! Может, это не первые их слезы, пролитые над могилой павших?... Конечно же, не первые. Но в сердце женщины, как в бездонном роднике, велик запас слез - не выплакать их и во всю оставшуюся жизнь. Эти три когда-то еще станут матерями, а может, какой из них не суждено испытать материнство, но они, женщины, рождены для того, чтобы дать жизнь другим, а потому так ненавистна им смерть.

Отплакавшись, вытерли досуха глаза. Бледность проступила на лицах.

– Вы, наверное, голодны, девчата?

Молчат.

– Да, что же я за болван такой? Можно ли спрашивать? - Я покликал к себе ширяевских ребятишек. - Ребята, у вас дома не найдется что-нибудь поесть?

– Тильки молоко. Корову от хвашистив сховалы.

– Это уже немало! - воскликнул Юрка. - Ну а в твоей хате? - повернулся он к другому.

– Тильки мамалыги трохи.

– Пойдет и мамалыга! От нее уже Румынией пахнет!.. ну а у тебя? повернулся Юрка к третьему, самому юному их них.

– Ничего нема, - грустно обронил малец.

– А ты вспомни-ка, вспомни, хлопец.... Может, что-то найдется.

– Мабудь, яиц с пяток.

– Так это ж целая яичница! - восторженно взревел Юрка.

После того как ширяевские запасы были выяснены, я попросил:

– Вот что, ребята, связистки наши давно ничего не ели. Ведите их к себе и покормите. Им ведь еще далеко идти. До самой аж Румынии. Ну как, покормите?

– Покормим! - ответил за всех старший.

Вера быстро сориентировалась, взяла под руку паренька, у которого дома было молоко. Рита быстренько подошла к мальчишке, в доме которого ждал их пяток яиц, ну а молчаливая и угрюмоватая Галя пошла в самую отдаленную хату вслед за мальчиком, чтобы угоститься мамалыгой. Мы распрощались с ними при входе в село и, не задерживаясь в Ширяеве, отправились дальше, на юго-запад, к Днестру.

До самого конца войны, да и первые месяцы после войны, нигде эти военные люди больше не встречались....

А потом случилось вот что.