Через мой труп

– Черт возьми, оставьте ее в покое! – перебил адвоката его собственный клиент. Дрисколл уставился на него и выпалил: – Пропади пропадом все адвокаты! Если бы у меня поначалу не сдали нервы, я бы лучше пришел сюда один! – Он перевел взгляд на Милтана. – Но ведь я извинился! Я же сказал, мне очень жаль! Чертовски жаль! Мне здесь так нравится, Я все толстел и толстел, уже много лет. Я уже просто жирный, черт побери! Я смеялся над всякими упражнениями, школами здоровья и дурацкими играми, в которых разные каланчи, под стать небоскребам, бросаются мячом и скачут верхом на лошадях, а тут я сам в первый раз стал заниматься до седьмого пота всякими потехами – когда пришел сюда! Фехтовальщик я, наверное, негодный, но фехтование мне нравится! Мне наплевать, подпишет мисс Тормик бумагу или нет. Я хочу, чтобы мы с Милтаном остались добрыми друзьями! – Он повернулся к Карле. – Мисс Лофхен! Я и вас хочу считать своим другом! Я знаю, мисс Тормик – ваша подруга, и я веду себя как последний болван. Да я и есть последний болван. Скажите, вы будете фехтовать со мной? Я хочу сказать – прямо сейчас!

Кто-то тихо заржал. Люди зашевелились. Адвокат величественно молчал. Карла ответила:

– Я работаю на мистера Милтана и делаю то, что он скажет.

Милтан повел себя дипломатом и сказал что-то примирительное – ясно, мистера Дрисколла не выгонят из школы, где он наконец обрел любимую потеху. Я отошел на задний план. К Нийе с тонкой улыбкой приблизился давешний неандерталец без подбородка – имени его я не расслышал, – светловолосый малый с тонкими губами и выступающим носом. Все время, что длилось разбирательство, он или стоял, или, чеканя шаг, ходил по комнате туда-сюда. Видимо, он сказал Нийе что-то приятное, а да ним то же самое проделал Дональд Барретт. Затем к Нийе, пройдя через весь кабинет, приблизилась миссис Милтан и дружески похлопала ее по плечу, а потом подошел Перси Ладлоу. С минуту они о чем-то поговорили, после чего она, оставив его, направилась в мою сторону.

Я ухмыльнулся ей:

– Что ж, представление просто превосходное. Надеюсь, вы ничего не имели против моего вмешательства? Ниро Вульф никогда не разрешает своим клиентам ничего подписывать, разве что чек об оплате его услуг.

– Ничего. Я подошла попрощаться. У меня сейчас урок фехтования с мистером Ладлоу. Спасибо, что пришли.

– Ваши глаза так и сверкают.

– Мои глаза? По-моему, они всегда блестят.

– Вашему отцу передать от вас что-нибудь?

– Сейчас, думаю, не стоит.

– Вообще-то вам не мешало бы забежать к нему, чтобы сказать «привет».

– Забегу как-нибудь. Ну, оревуар.

– Счастливо.

Развернувшись, она угодила прямо в лапы адвоката, который велеречиво извинился перед ней, а затем обратился ко мне:

– Можно узнать ваше имя, сэр?

Я назвался. Он повторил вслед за мной:

– Арчи Гудвин. Спасибо. Если позволите спросить, в качестве кого вы представляете мисс Тормик?

Я разозлился.

– Слушайте, – ответил я ему, – хочу сразу оговорить, что у адвоката есть право на жизнь, но, уверен, даже когда он преставится, в его гроб ни один червь не полезет – ведь сделай он это, как его тут же заставят что-нибудь подписать. Вам не удалось заполучить подпись на ту бумажонку, так что я опасаюсь, как бы у вас не случилось нервного срыва. Дайте-ка ее мне.

Он по-прежнему сжимал в руке конверт, и в ответ на мои слова извлек из него документ и протянул мне. С первого взгляда мне стало ясно, что его «одна-две фразы, просто рассказывающие о случившемся», на деле обернулись целыми пятью абзацами, под завязку напичканными юридическими терминами. Я вынул ручку и над пунктирной линией внизу страницы вывел быстрым росчерком: «Королева Виктория».

– Вот, – сказал я, сунул ему бумажку и отошел прочь, пока он не успел опомниться. Все-таки величавость очень замедляет реакцию.

Кабинет почти опустел. Жена Милтана стояла возле письменного стола и разговаривала с Белиндой Рид. Карла Лофхен и остальные исчезли – наверное, девушка отправилась предоставлять богатому толстяку возможность насладиться любимой забавой. Пока я доставал с вешалки свое пальто и шляпу и пятился к коридору и дальше – к выходу из здания, я размышлял о том, что, видно, Дрисколл должен быть звездой в фехтовании.

Мои часы показывали без четверти шесть. Вульф еще наверняка торчит в оранжерее, и хотя он не очень-то любил, когда его беспокоили во время возни с орхидеями, я счел, что мой звонок к работе не относится – дело-то семейное, как-никак. Я заглянул в ближайшую аптеку, уединился в телефонной будке и набрал наш домашний номер.

– Алло, мистер Вульф? Это мистер Гудвин.

– Ну?