Через века и страны. Б.И. Николаевский. Судьба меньшевика, историка, советолога, главного свидетеля эпохальных изменений в жизни России первой полови

Комплекс документов, о котором мы рассказали, весьма полезен для дальнейшего объективного анализа российской истории в начале XX в. и интересен для разнообразного читательского круга, стремящегося разобраться в драматических событиях того времени. Мы осмеливаемся полагать, что публикация этих документов в «Вопросах истории» способствует преодолению тех догматов и стереотипов, которые усиленно насаждались в СССР на протяжении десятилетий, прежде всего в связи с созданием культа личности Ленина, и которые в остаточном виде сохраняются в современной России.

Последние выступления, кончина и память

В последние годы жизни, несмотря на плохое состояние здоровья, Николаевский, сохранивший высокую трудоспособность, оставался тем же неутомимым искателем исторической истины, каковым был на протяжении всей своей деятельности. Он встречался с людьми самых различных взглядов – от монархистов до коммунистов, убеждая их написать мемуары или же подробно ответить на поставленные вопросы. Его память, несмотря на возраст, оставалась великолепной, и он слыл ходячей энциклопедией русской революции.

Одной из памятных в последние годы жизни была его встреча в Гуверовском институте со ставшей к этому времени знаменитой писательницей Ниной Берберовой, переписка которой хранилась в коллекции Николаевского. Не без веселого ехидства писательница напомнила Борису Ивановичу, что эти документы он купил у нее всего за полсотни долларов в Нью-Йорке, куда она в начале 50-х годов приехала нищей и голодной беженкой. Сама же встреча с собственными письмами произвела на Нину Николаевну такое впечатление, что она посвятила ей стихотворение[959]. В сентябре 1989 г. в интервью российскому журналисту Нина Николаевна рассказала кое-какие подробности:

«Я приехала в США осенью 1950 года и привезла с собой из Парижа, где пробыла почти четверть века, огромный ящик с бумагами – все то, что я спасла в свое время из квартиры Ходасевича, разгромленной немцами… Ко мне пришел мой добрый знакомый историк Борис Иванович Николаевский… Вместе мы открыли драгоценный ящик: автографы, газетные, журнальные публикации Ходасевича, тетради, которые, я помню, сшивала цветной бумагой… Все это я предложила Борису Ивановичу купить. За какую цену? Вы думаете, я тогда понимала в этом? Борис Иванович был человек небогатый, как и все эмигранты, и он сказал: «Я могу дать 50 долларов». А у меня в кармане в тот момент было только пять долларов, и на следующее утро я должна была внести плату за гостиницу, в неделю я платила пятнадцать долларов. В этой ситуации я сказала: «Хорошо»[960]

.

С осени 1964 г. Борис Иванович тяжело болел. Ему сделали операцию, после которой он на некоторое время почувствовал себя лучше, хотя был очень слаб. Знакомые и друзья помогали Бургиной в уходе за ним. Сам же Николаевский всячески стремился возвратиться (или приблизиться) к прежнему образу жизни[961]. Он возобновил работу с архивной коллекцией, подготовку фундаментальной публикации документов и материалов о внутренней борьбе в российской социал-демократии после революции 1905–1907 гг. Возникла и идея (он вынашивал ее вместе с С.М. Шварцем, ставшим профессором Новой школы социальных исследований в Нью-Йорке и автором ряда работ по социально-политической истории России) подготовки четырехтомника избранных материалов «Социалистического вестника»[962].

Как и прежде, Николаевский с удовлетворением оказывал консультативную помощь исследователям, которые широко пользовались и кладовыми его памяти, и документами его коллекции[963]. Борис Иванович собирался написать подробные воспоминания о событиях 1933 г. в Германии, приходе к власти нацистов, спасении русских и немецких социалистических архивов и своей роли в этом деле. Будущим мемуарам об этих исключительно важных событиях он придавал особое значение, так как почти никаких документов о них не сохранилось. Единственным первичным источником, о котором ему стало известно, было письмо директора Французского военного архива Камилла Блоха, сохранившееся в личных бумагах А. де Монзи. «Все остальное, – писал Николаевский, – по-видимому, уничтожено: франц[узские] власти явно опасались, что гитлеровские власти будут производить расследование этого дела»[964].

Отдавая должное творчеству коллеги, американские исследователи позаботились об издании сборника избранных произведений Николаевского, вступительную статью к которому написал Джордж Кеннан, в прошлом посол США в СССР и автор знаменитой «длинной телеграммы», возвещавшей начало холодной войны[965]

. Книгу под названием «Власть и советская элита» выпустило престижное издательство Прэгера в Нью-Йорке в серии «Публикации по российской истории и мировому коммунизму»[966]. Через десять лет книга была переиздана издательством Мичиганского университета[967]. В июне 1965 г. Борис Иванович написал к этой книге краткое предисловие: