– Ладно. – Он глянул на наручные часы с треснувшим стеклом и вытертым кожаным ремешком. Сиди, не сиди, а дело само не сделается. – Пора.
Затушил бычок о бампер и залез на водительское место. Хлопнул дверцей, закрыл гармошку в салоне, посмотрел в большое зеркало заднего вида, встретился там с десятком встревоженных взглядов. От вида этих глаз ему стало немного стыдно: «Вот кто сейчас точно сидит на измене». Чуть не убились в самолёте, едва не утонули в болоте, очутились у чёрта на рогах, вдали от своего привычного, комфортного мирка.
«Да, ребята, огребли вы приключений».
Андрей завёл двигатель, снял автобус с ручника. Хотел тронуться мягко, но на передаче машину дёрнуло и в спину ему дохнуло общее оханье.
«Поехали».
Мотор работал с надрывом, коробка передач при переключении стучала и звенела шестернями. Татарин привёл машину в работоспособный вид, но до нормального состояния ей было ещё далеко. Хорошо бы дожила до возвращения на базу. Если всё пойдёт нормально, пригодится перевозить остальных.
Нервишки пошаливали. Ладони вспотели и скользили на руле. Хорошо бы нацепить перчатки, кабы не одна деталь – обычный местный водила так не поступит. За спиной по-прежнему стонал и жаловался женский голос. Остальные пассажиры в массе своей притихли. Навстречу бежала песчаная дорога в окружении леса – две светлые колеи с ёршиком из зелёной травы посередине. Впереди галерея из обрамлявших её деревьев упиралась в сплошную зелёную стену – противоположную сторону шоссе, на которое они должны были выехать. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что от него остались рожки да ножки: сплошные ямы, колдобины, полные старого, размолотого в труху щебня вперемешку с пылью, островки потрескавшегося, осыпающегося по краям асфальта.
«Придётся маневрировать. Потерпите, бедолаги».
Автобус зарычал двигателем, вскарабкиваясь на шоссе и – началось. Руль налево, руль направо, объезжаем рытвину здесь, там уходим на обочину, газ, тормоз. Все прелести вождения в русской глубинке. Ей-богу, было бы проще, будь это просто просёлком, а не «шоссе». К концу пути Андрей докрутил баранку почти до мозолей на ладонях и так внимательно следил за дорогой, что не заметил, как лес по сторонам расступился, слева и справа замелькали изгороди, тонущие в зарослях травы. Приехали.
Смирнов остановился, внимательно осмотрелся. Прямо перед ним дорога переходила в деревенскую улицу. Ямы и выбоины здесь были заботливо засыпаны щебнем и асфальтовой крошкой. По обе стороны до самого леса тянулись огороженные жердями выгоны, на которых паслись несколько коров. Впереди за ними начинались дощатые заборы, правда, сразу было заметно, что на окраине зажиточные люди не живут – ограды в основном были низкими, редкими, некрашеными и покосившимися. Один из домов, стоящий с правой стороны за таким, с позволения сказать, забором, вообще казался заброшенным. В некоторых окнах высокого второго этажа не хватало стёкол. Часть деревянных досок вагонки, покрывавших стены и некогда выкрашенных в зелёный цвет, были выломаны, сквозь дыры виднелся могучий сруб из толстых брёвен, до которого теперь добралась сырость. Основание дома тонуло в зарослях травы, лопухах и крапиве.
Нормальное жильё начиналось дальше, через два-три подворья. Заборы становились сплошными, поднимались выше человеческого роста, из-за них выглядывали короба добротных, массивных северных домов. По обе стороны улицы возникли непрерывные ленты деревянных тротуаров, иногда превращавшиеся в мостики над заросшими одуванчиками сточными канавами.
Андрей вёл автобус, искоса поглядывая на схему, нарисованную на тетрадном листе в клеточку. Людей на улицах практически не было. Только на повороте в боковой проулок возник из-за угла высокой дощатой изгороди белобрысый мальчишка лет десяти-двенадцати. Удивлённо уставился на незнакомую машину, проводил её взглядом несколько секунд, а потом подскочил на месте и умчался вдоль по улице. Кудлатая дворняга, дремавшая у глухой калитки соседнего дома, подняла голову, нерешительно гавкнула пару раз, после чего видимо осознала, что перед ней машина не из местных. Немедленно и бесповоротно проснувшись, барбосина подхватилась с места, перескочила одним махом канаву и залилась неистовым лаем возле правого борта автобуса. Эхом на её визгливое тявканье из-за высоких оград посыпалась волна разноголосого гавканья. Под этот шумный аккомпанемент Смирнов свернул налево и повёл машину к тому месту, которое было отмечено на схеме жирным крестом.
Ещё один перекрёсток, ещё.
Начали попадаться люди. Все, как один, останавливались и провожали автобус глазами. Андрею сделалось как-то совсем не по себе. В ушах начал колотиться монотонный и однообразный ритм басового барабана. Бум. Бум. Кровь била равномерно и гулко, напрочь заглушая женский стон за спиной.