А минутой позже Томохиро обнял ее, притягивая к себе. Заплаканные глаза девушки посмотрели на меня поверх его плеча.
Те же пылающие глаза, что смотрели на меня с бумаги.
Я развернулась и побежала, раскидывая гравий, направляясь к станции Шизуоки. Я не остановилась, пока не пересекла мост, не прошла подземный переход и не попала на станцию.
Она настоящая. Это она.
Станция словно кружилась. И хотя большая часть сознания была в ужасе, что девушка была настоящей, оставшаяся часть была обеспокоена тем, что Томохиро обнимал другую девушку. Беременную девушку.
Я ворвалась в толпу, пытаясь в ней скрыться. Мне нужно было отдохнуть от всего этого, хоть на пару минут. Чтобы сердце перестало так биться.
Я пыталась забыться, но в толпе, где я хотела затеряться, мои светлые волосы никогда не позволили бы этого сделать.
Глава 3:
- Окаэри!
- Ты так будешь постоянно делать?
- Пока не подыграешь.
Я вздохнула.
- Тадаима, - произнесла я ровным голосом. – Я дома. Рада?
Диана нахмурилась.
- Не совсем.
Я постучала туфлями о ступеньку, сбрасывая обувь, и отправилась к дивану.
- Эй, тяжелый день? – сказала Диана, обеспокоившись.
- Нет, - пробормотала я. – Просто устала.
- Ты поздно, - сказала она. – Выбрала кружок в школе?
- Ходила в кафе с Юки, - сказала я. Лучше не говорить о стычке с Томохиро. Или о том, что на меня хотели напасть рисунки, обнажив зубы.
- Отлично! Видишь, у тебя уже есть друзья!
Я поежилась.
- И я записалась в кружок английского в школе.
- Ах, - сказала Диана. – Да, такое и происходит с гайдзинами. А еще куда-нибудь вступила?
- Кружок чайной церемонии с Юки.
- Рада, что ты все же заинтересовалась местной культурой.
Я закатила глаза.
- Не в этом дело. Я и не говорила, что мне не интересна Япония.
- Знаю. Это лишь тоска по дому, - и она не все сказала. Тоска по маме. И дом, куда я могла бы вернуться.
- А как твой день прошел? – спросила я. Она удивилась и сильно обрадовалась, когда я спросила.
- Загружено, - сказала он. – Очередной учитель английского выходит замуж, а потому мне пришлось заменять ее дополнительно. И теперь свободного времени совсем нет.
- Ты ее заменяешь, потому что она выходит замуж?
- Она собирается стать домохозяйкой, - сказала Диана. – Как и многие женщины в Японии. Не все, конечно, но Ямада чтит традиции. Так что я загружена.
- Тайхен да нэ, - протянула я, вытягивая ноги на диване. Диана улыбнулась мне.
- Да, сложно, - сказала она. – Но, как я вижу, дополнительные занятия себя оправдывают.
- Дай мне еще четыре или пять месяцев, - улыбнулась я.
Я помогла Диане расставить тарелки со спагетти, и мы ели в уставшей тишине. Посреди ужина Диану друзья вызвали выпить, и она поспешно нацепила на уши золотые серьги, а я в пятый раз сказала, что и сама посижу дома.
- Мне шестнадцать, ты же знаешь.
Диана бегло осмотрела меня и вскинула брови.
- Знаю.
- Все в порядке, - сказала я, подталкивая ее к двери. – Развлекайся.
- Если что, у тебя есть мой номер кейтай, - спешно добавила она.
- Иди! – сказала я.
- Иттекимас.
- Да, да, - сказала я, но она не сдвинулась, хмурясь, пока я не пробормотала ответ. – Иттерашай, - иди и вернись невредимой.
Хотела бы я пойти куда-нибудь, забыв о Томохиро. А теперь я осталась в пустой квартире, заполненной тишиной и воспоминанием о нем, обнимающем плачущую беременную подружку.
Я включила лампу на столе в своей спальне и подняла крышку ноутбука. Цвета закружились, компьютер ожил и загудел, а я думала о Танаке и Томохиро на занятии по каллиграфии, о разрезанном холсте, истекавшем чернилами.
Могли чернила течь всю ночь? Сколько он туда намазал? И что он сделал своему другу Коджи?
Мне пришло письмо от бабушки, новости о ситуации с опекой. Со здоровьем дедушки все еще все было плохо. Но он проходил химиотерапию, а потом его собирались проверить, удалось ли приостановить болезнь. Прошу, пусть так и будет. Я не хочу терять кого-то еще.
Я напечатала ответ, закрыла ноутбук и рухнула на кровать. В тусклом свете настольной лампы я разглядывала потолок. Тонкие лучи света падали на стену, разбивая полумрак. Я пыталась представить себе кандзи «меч», но не смогла. Я села и отыскала на столе словарик, у Дианы был электронный, но я все еще не могла легко читать кандзи, чтобы его использовать. «Меч» не выглядел сложным для написания, особенно, для Томохиро. Он состоял всего из десяти линий.
Я закрыла словарь и легла обратно, пытаясь представить, как Томохиро стоит в классе искусств, держит кисточку пальцами. Выгибая руку, он гладкими линиями набрасывал рисунок.
Он немного сутулился, но не казался мне неуклюжим.
Он двигался осторожно, и я не понимала, как можно было порезаться об установленный на мольберте холст.
Может, там был обломок ногтя или скрепка, как предполагал Танака.
Но если он рисовал, то зачем касаться задней части холста?
Я представила пятна красной крови поверх кандзи, черного, как ночь. Изорванный холст, и чернила, словно кровь, вытекают из мусорного ведра, вязкие, как и те чернила на ступеньках гэнкана.
И если его отец не одобрял рисунки, на которые он «тратит» время, то я представляла, что он скажет о беременной подружке.