Чернилами добра и зла

Стучится дятел в старый клён,Как с «Лично в руки» – почтальон.Настойчив, словно мой сосед,Что был разбужен тишиной,Привыкший к Баху за стенойЗа много лет.Крепкоголовый, всё стучит.Почтарь попал, как кур, в ощип.Я рад бы видеть на окнеГолубку сизую с письмом,Писать ответ о мне самом,Но нет – так нет.Я прихожу в себя – мой дом…Так корабли приходят в док,Чтоб счистить прилипал с бортов,Подклеить хлопавший каблук,Присев под лампою в углу,Где Бах – потом.Итак…Всё начинает ключ,Немузыкален, неуклюж,

Но скважина ему вернаВ добротной брачности замка.Ждала его, наверняка,Тоской полна.Снимаю старое пальто.Его не оскорбит никто,И зеркало почтит всегда.Носитель (он – его нутро)Не сменит верный гардеробИ не предаст.Там тикает кухонный кранО том, как много лет с утраУпало в раковину дня,В пустой и белый циферблат,Куда слезу пускал салат,К столу маня.К лимону из Большой земли,Уместно коньяку налить —За материк, который врёт,Где годы чередою ротБегут назад – наоборот,Крича: «Вперёд!»

И кран, и дятел – заодно,Но время разное даноСнаружи и внутри. ЦеннейНе телеграмма, а письмоНа лапке голубя с тесьмойВ окне, во сне.

Я состоял

1.

В очередь, сукины дети, в очередь!

(М. Булгаков, «Собачье сердце»)

Я состоял в очередяхЗа гречкой как тогдашним яством,Имея, кожею блюдяСвой номер в списке постояльцев.Запомнил смыслом бытияТо состоянье состояньяС людьми, такими же, как я,За даром пайки окаянной.Поев, окучивал кустыВ садах дворцовых фараонаВ той жизни, славшей на кресты

За взгляд не в пол, а выше трона.Но свой Исход не упустил.Ты раболепствуешь в Египте.В пустыне я свободен. ТыРабом погибнешь.2.Не корми, Господь, голодныхМанной местного спасеньяНа равнинах безысходныхБез пророка Моисея.Много поколений рабства,Фараонов, жизни нищейК рабству пристрочили дратвой —Как подметку к голенищу.Манна временно насытит.Объясняя эту радость,Православный поп красивыйУкрепит, воскуя, дратву.Выпал снег, лежит верблюдноАльбиносная сугробность.И толпой в пустые люди —Ни народа, ни пророка.

3.

Мой товарищ, в смертельной агонии

Не зови понапрасну друзей.

Дай-ка лучше согрею ладони я

Над дымящейся кровью твоей.

(Ион Деген, « Мой товарищ…»)

Кровь не греет, она обжигаетИ ладони, и душу в печи,Что, по глине, по судьбам шагая,Превращает сердца в кирпичи,Но не новым домам погорельцев —Красной кладке с часами над ней,Где могилы убийц-имяреков,Словно пломбы в зубастой стене —Той, что время парадами мерит,Расстояньем от прошлых боёвИ гордится консервами смертиЧто везут и везут вдоль неё.4