Но покуда правнучка не было – приходилось терпеть. «Раз Сенька все равно в типографии торчит, одна я сидеть в коммуналке не буду!» И Настя согласилась ехать вместе со всеми на «вискарь». Пусть виски ей и не нужно – просто хочется посидеть в кремовых кожаных креслах, пощекотать пятки персидским ковром…
«Ну прости меня, Сенька! – быстро подумала она. – Ну скучно мне, ну противно – сидеть в нашем ободранном жилище!»
Арсений в комнате дежурной бригады держал в руках только что полученную «тассовку».
«Тассовка» гласила:
МОЛНИЯ. ВСЕМ РЕДАКЦИЯМ. ПЕРЕВЕРСТ. ЭМБАРГО ДО 21.00 МВР.
– Покойника становится все меньше и меньше, а нового генсека – все больше и больше, – прокомментировал Сеня «тассовку», отдавая ее дежурному редактору.
Тут и замответсека Ермолаев подоспел. Он как раз накатил внизу в цехе очередной стакан портвейна.
– О! – возбужденно воскликнул он. – Опять переверстываемся! Я ж говорил, что этим не закончится!.. Кстати! У нас там на третьей и на четвертой полосах два материала идут. Твой, Сенька, про рулончики, и еще один. Там во врезках упоминается: «
Дежурный редактор, замечательно остроумный грузин Гоги Мухранович, пару раз осторожно принюхался своим длинным носом к алкогольным парам, источаемым Ермолаевым, и вежливо покачал головой:
– Не надо, Слава. Зачем мы будем бежать впереди паровоза? Просто давайте снимем слова про «Генерального секретаря Черненко». Что, разве не может быть материалов без «генеральных секретарей»?.. Займитесь этим, Сеня, – ласково кивнул он Арсению. – Тем более там и ваш материал идет. Кстати, блистательный материал, пример настоящей критической корреспонденции…
Арсений аж покраснел от радости. Комплимент от замглавного, да еще такого стилиста и мастера, как Гоги Мухранович, дорогого стоит!
– …А мы с вами, Слава, давайте переверсткой займемся, – обернулся тот к Ермолаеву. – И, пожалуйста, Слава, не пейте вы больше с метранпажем портвейна. Вы-то к нему привычные, а вдруг солдатики-верстальщики придут в негодность? Мы сами, что ли, кассу будем складывать?
– Не-не, я все!! – горячо заверил начальника Ермолаев и убежал с «тассовкой» в цех.
В то же самое время в квартире Капитоновых на Большой Бронной собралось много народу – столько, сколько там, пожалуй, ни разу не бывало при жизни ее обитателей.
Здесь находилась оперативная бригада с Петровки: следователь, опер, эксперт, фотограф. Сюда вызвали понятых. Понятыми стали двое других обитателей цековского дома: соседка-пенсионерка, вызвавшая милицию, и ее муж. Приехали двое из
Вызвали с работы Ирину Егоровну, дочку погибших. Соседка ей позвонила – сказала, что отцу плохо с сердцем.
К тому времени, как Ирина Егоровна доехала из министерства домой, тела Егора Ильича и Галины Борисовны уже увезли. «Труповозку» подогнали к самому подъезду. Прикрыли ее со стороны улицы «рафиком» «Скорой помощи», чтобы ничего не разглядели случайные любопытствующие. Дюжие санитары вытащили – бегом, бегом! – носилки с телами, прикрытыми простынями: сперва Егора Ильича, а потом Галины Борисовны. «Труповозка» тут же отъехала.
В квартире остались нарисованные криминалистами силуэты тел и пятна крови. Когда Ирина Егоровна приехала и узнала о смерти отца и матери, с ней случился сердечный приступ. Врачу «Скорой помощи» пришлось отхаживать ее, делать укол. Вскоре, впрочем, Ирина Егоровна взяла себя в руки и принялась деятельно сотрудничать со следствием.
В ее лице не было ни кровинки, из глаз не пролилось ни слезинки.