Черно-белый танец

Я упоминала, что Николенька мой был очень разносторонним, увлекающимся человеком. Но главным его увлечением и даже смыслом жизни являлась работа. И хотя онкология совсем не тот раздел медицины, по которому он специализировался в институте, да и в войну он был врачом-инфекционистом, Николай тем не менее с жаром взялся за новое для него дело. И очень скоро его отделение стало лучшим во всей нашей больнице. Оно занимало первые места в социалистическом соревновании, Николай Арсеньевич ездил в край и даже в Москву – делился передовым опытом. Делегации к нему приезжали. И действительно, было на что посмотреть. Чистота везде – идеальная (как он любил говорить – «морской порядок»). Врачи, сестры и даже санитарки все внимательные. Больные – опрятные. Но главное заключалось даже не в этом, а в том, что отделение под руководством Николая добилось исключительных успехов в излечении больных. Онкология, как вы понимаете, Настя, – очень тяжелое отделение, но вскоре после того, как Николай стал заведующим, процент смертности у него пошел на убыль. От него своими ногами уходили даже те, кто считался безнадежным. Он добивался стойкой ремиссии у пациентов с третьей, а то и с четвертой стадией канцера! И это, представляете, в те годы, когда химиотерапия злокачественных образований делала еще, по сути, первые шаги! А рентгенотерапия только начинала применяться! Поэтому неудивительно, что вскоре во всем городе стали говорить о Николае как о кудеснике. Даже по краю пошел слух о нем – и к нему, без всякого направления, стали приезжать люди из деревень, сел, станиц: как правило, те, кому другие врачи уже вынесли смертный приговор. И он, в нарушение инструкций, – всех брал. Только говорил больным: «Чуда не обещаю, но если будешь меня слушаться – может, поживешь еще…»

Так и прожили мы с Колей первые полгода после нашей женитьбы… И радовались, и смеялись, и ссорились… Новоселья ждали в исполкомовском доме… Уже и ордер получили и собирались переезжать. Но… Беда, говорят, всегда приходит с той стороны, откуда не ждешь. Так случилось и в тот раз.

Однажды вызывает меня главный врач нашей больницы, Ефрем Самуилович, – замечательный был мужчина, умный, хитрый и всегда перед любыми инспекциями за своих врачей и весь персонал стоял горой.

Что ж, прихожу я к нему.

«Садись, – говорит, – Татьяна». А сам, я вижу, мрачнее тучи. Спрашиваю его: «Что случилось?»

«Неприятность, – говорит, – случилась. Сигнал, – говорит, – поступил на твоего мужа».

«Что такое?»

«Пишут, – говорит Ефрем Самуилович, – что твой Николай – вредитель. Что он под видом лечения травит советских пациентов. Что он мракобес, шарлатан и убийца под личиной советского врача. Пишут, что он, Николай Челышев, заставляет пациентов принимать под видом лекарств всякие знахарские снадобья».

«Кто пишет?» – интересуюсь я.

«Аноним, как всегда, – усмехается Ефрем Самуилович. – Благодари судьбу, что доброжелатель пока, похоже, только одному мне, главврачу, написал, а не в горком партии или туда. (Под этим туда, конечно, имелось в виду НКВД или уже было КГБ?) Я, – продолжил главврач, – конечно, за твоего Николая горой, но сигнал есть сигнал. Я разобраться обязан. И тебя я раньше его вызвал потому, что Николай твой – человек взрывной, горячий. Так вот: передай ему, чтобы он свою гордость засунул… Ну, он сам знает, куда ее засунуть… И если будет разбирательство – пусть он все отрицает. Наотрез отрицает. Ничего неположенного он больным не давал. Никаких снадобий он не использует. Лечит строго по инструкции. Так ему и передай. Поняла?.. А сейчас зови его ко мне в кабинет…»

…Рассказ о последнем эпизоде дался старушке с трудом. Настя видела: Татьяна Дмитриевна сверх меры разволновалась. И Насте стало жаль ее – так жаль, что у нее даже сердце заболело…

Настя вскочила, подсела к Татьяне Дмитриевне – на подлокотник кресла. Нежно обняла старушку за плечо. Ласково сказала:

– Татьяна Дмитриевна! Не волнуйтесь. Все дело прошлое.

И предложила (а чем она еще могла ее утешить?):

– Давайте мы с вами немножко винца выпьем, а?

– Давай, – неожиданно разулыбалась Татьяна Дмитриевна и даже обратилась к Насте на «ты». – Только постой: у меня же ничего нет. Знаешь же, какие сейчас трудности со спиртными напитками…

– Зато у меня есть. Я с собой привезла.

Настя порылась в дорожной сумке и достала бутылку вина.

– Вот, «Улыбка». У мамы в заказе была. А я у нее стащила. Вы, наверное, такое любите?

На этикетке сладкого вина призывно улыбалась томная красотка в стиле пятидесятых годов.

– Да, миленькая, – прошептала бабушка Арсения и неожиданно поцеловала Настю. Слезы показались на ее глазах. Она прошептала: – И Николаша мой это самое вино любил!.. Вот спасибо тебе.