Чернобыль. Как это было

Ушёл с БЩУ с намерением посмотреть обстановку в реакторном зале, куда выходит верх реактора. Не дошёл. Встретил операторов газового контура И. Симоненко и В. Семикопова и операторов центрального зала О. Генриха и А. Кургуза. Толя Кургуз был страшно обожжён, кожа лица и рук свисает клочьями. Что под одеждой – не видно. Сказал им быстро идти в медпункт, куда уже должна прийти машина скорой помощи. Игорь Симоненко сказал, что здание реакторного цеха разрушено. Быстро прошёл ещё несколько метров по коридору на десятой отметке, выглянул из окна и увидел… точнее не увидел, её не было – стены здания. По всей высоте от семидесятой до двенадцатой отметки стена обрушилась. Что ещё – в темноте не видно. Дальше по коридору, вниз по лестнице и из здания наружу. Медленно иду вокруг здания реакторов четвёртого, затем третьего блоков. Смотрю вверх. Есть на что посмотреть, но, как говорится, глаза бы мои не глядели… на такое зрелище. Несмотря на ночь и плохое освещение, видно достаточно. Кровли и двух стен цеха как не бывало. В помещениях через проёмы отсутствующих стен видны местами потоки воды, вспышки коротких замыканий на электрооборудовании, несколько очагов огня. Помещение газобаллонной разрушено, баллоны стоят наперекосяк. Ни о каком доступе к задвижкам речи быть не может, прав В. Перевозченко. На кровле третьего блока и химцеха несколько очагов, пока ещё небольших. Видимо, возгорание происходило от крупных фрагментов топлива, выброшенных взрывом из активной зоны. Может и от графита, хотя при мощности 200 МВт графит имел температуру не больше 350 °С и, пролетев по воздуху, должен был охладиться. Но диспергированное топливо могло внедриться в графит и тогда он разогревался после вылета из зоны. Правда, это сомнительно. Я не видел на земле светящихся кусков графита. И несветящихся не видел, хотя ещё раз позднее обходил по улице оба блока. Но вниз я не смотрел, крупных кусков под ноги не попалось, так что не споткнулся ни разу.

Около помещения резервного пульта управления третьего блока стоят пожарные машины. У шофёра одной из них спросил, кто старший, и он показал на идущего человека. Это был лейтенант В. Правше, в лицо я его знал. Сказал Правику, что надо подъехать к коллектору пожарного трубопровода, идущего на кровлю. Рядом находился и гидрант для подключения. Пожарные машины стали разворачиваться, а я поднялся на щит управления третьего блока.

У начальника смены третьего блока Ю. Багдасарова справился, мешает ли что работе. Он ответил: «Пока нет, осмотрели доступные места». Лица операторов совершенно явно спрашивают – что?! Однако вслух ни одного вопроса. Дали препарат для йодной профилактики. Принял и, ничего не сказав им, ушёл.

А что я мог сказать? О причинах катастрофы даже и не думал в то время. Впервые начал пытаться сообразить, когда уже отвезли в больницу. Раньше не считал нужным, и было чем заниматься. При обходе блоков снаружи начала прорисовываться картина, понял – реактор загинул. Представлял себе так: разорвались технологические каналы, в результате чего в реакторном пространстве поднялось давление и оторвало верхнюю двухтысячетонную конструкцию, пар устремился в зал и разрушил здание, верхняя конструкция после этого «села» на место. Что её подбросило, и она стала на ребро – до этого я не додумался, да дела это не меняло.

С этого момента реактор четвёртого блока для меня стал существовать только как источник опасности для оставшихся блоков.

Придя на щит управления четвёртого блока, приказал А. Акимову остановить запущенные после взрыва насосы, поскольку воду от них в реактор подать не удастся из-за разрушения арматурного узла, и незачем это делать по прошествии получаса после взрыва. Всё, что могло произойти в отсутствие охлаждения, уже произошло. В дальнейшем мы никаких мер к этому не принимали.

Петро Паламарчук, здоровенный мужчина, внёс и усадил в кресло инженера наладочного предприятия Володю Шашенка. Он наблюдал в помещении на двадцать четвёртой отметке за нештатными приборами, и его обварило водой и паром. Сейчас Володя сидел в кресле и лишь незначительно перемещал глаза, ни крика, ни стона. Видимо боль превысила все мыслимые границы и отключила сознание. Перед этим я видел в коридоре носилки, подсказал где их взять и нести его в медпункт. П. Паламарчук и Н. Горбаченко унесли. Владимир Шашенок к утру умер, оказалось, это жертва вторая. П. Паламарчук, разыскивая Шашенка, получил большую дозу, и когда нёс, намокла одежда на спине. Вода радиоактивная, и даже через пять лет ожоговые раны на спине не полностью закрылись.