«Можно ли нам помочь? И как? Переселить народ в Австралию или Канаду? Якобы такие разговоры где-то на самых верхах циркулируют время от времени».
«Для церквей выбирали место буквально с неба. Были явления церковным людям. Совершались таинства, предшествовавшие строительству. А атомную станцию строили, как завод или типовую свиноферму. Крышу залили асфальтом. Битумом. И она, когда горела, плавилась…»
«Читал? Под Чернобылем выловили беглого солдата. Выкопал землянку и год жил возле реактора. Питался тем, что ходил по брошенным домам, где сало найдёт, где банку с маринованными огурцами. Ставил капканы на зверей. Бежал, потому что „деды“ били „насмерть“. Спасался – в Чернобыле…»
«Мы – фаталисты. Мы ничего не предпринимаем, потому что верим: все будет так, как будет. Верим в судьбу. У нас такая история… На каждое поколение выпадала война… Кровь… Откуда нам быть другими? Мы – фаталисты…»
«Появились первые волкособаки, родившиеся у волчиц от собак, убежавших в лес. Они крупнее волков, не обращают внимания на флажки, не боятся света и человека, не идут на „вабу“ (подражательный призывный клич охотников). И одичавшие кошки уже сбиваются в стаи и не боятся людей. Память о том, как подчинялись человеку, исчезла. Стирается граница между реальным и нереальным…»
"Вчера моему отцу исполнилось восемьдесят лет… Собралась за столом вся семья. Я смотрел на него и думал о том, сколько вместила его жизнь – сталинский ГУЛАГ, война, и вот теперь-Чернобыль. Все выпало на время его поколения. Одного поколения. А он любит рыбалку… Копаться в саду…В молодости, обижалась мать, был ходок: «Ни одной юбки в округе не пропустил». И теперь, я замечал, как он опускает глаза, когда на встречу идёт молодая, красивая женщина…
Что мы знаем о человеке? О том, что он может… Насколько его хватает…"
"За Чернобылем строят лагеря, в которых будут держать тех, кто попал под радиацию. Подержат, понаблюдают и похоронят.
Из близлежащих к станции деревень мёртвых уже вывозят автобусами и прямо на кладбище, тысячами закапывают в братские могилы. Как в ленинградскую блокаду…"
«Несколько человек якобы видели накануне взрыва непонятное свечение в небе над станцией. Кто-то даже его сфотографировал. На плёнке обнаружилось, что это парит какое-то неземное тело…»
«В Минске помыли поезда и товарные составы. Будут всю столицу вывозить в Сибирь. Там уже ремонтируют бараки, оставшиеся от сталинских лагерей. Начнут с женщин и детей. А украинцев уже вывозят…»
"Рыбаки все чаще встречают рыб-амфибий, которые могут жить и в воде, и на земле. По земле они ходят на плавниках – лапах. Стали вылавливать щук без головы и плавников. Плавает одно брюхо…
Что-то подобное скоро начнёт происходить и с людьми. Беларусы превратятся в гуманоидов…"
«Это была не авария, а землетрясение. В подземной коре что-то произошло. Геологический взрыв. Участвовали геофизические и космофизические силы. Военным об этом было известно заранее, могли предупредить, но у них все строго засекречено.»
«У лесных зверей – лучевая болезнь. Они бродят грустные, у них грустные глаза. Охотникам страшно и жалко в них стрелять. И звери перестают бояться человека. Лисы и волки заходят в деревни и ластятся к детям.»
«От чернобыльцев рождаются дети, но вместо крови у них течёт неизвестная жёлтая жидкость. Есть учёные, которые доказывают: обезьяна потому стала такой умной, что в радиации жила. Дети, родившиеся через три-четыре поколения, все будут Эйнштейнами. Это космический эксперимент над нами…»
"Я жил среди книг…. Двадцать лет читал лекции в университете…
Академический учёный…. Это человек, который выбрал себе любимое время в истории, и он там живёт. Занят этим полностью, погружён в своё пространство. В идеале… В идеале, конечно….Потому что философия в то время у нас была марксистко-ленинская и темы для диссертаций предлагались: роль марксизма-ленинизма в развитии сельского хозяйства или в освоении целинных земель. Роль вождя мирового пролетариата… В общем, тут не до картезинских размышлений. Но мне повезло… Моя научная студенческая работа попала на конкурс в Москву, и оттуда позвонили: «Не трогайте этого парня. Пусть пишет.» А писал я о французском религиозном философе Мальбранше, взявшемся толковать Библию с позиции рационального разума. Восемнадцатый век – эпоха Просвещения. Вера в разум. В то, что мы способны объяснить мир. Как я сейчас понимаю… Мне повезло. Я не попал в зубодробильную машину… Бетономешалку… Чудо! Перед этим меня неоднократно предупреждали: для студенческой научной работы Мальбранш – это, может быть, и интересно. А вот для диссертации придётся подумать над темой. Это уже серьёзно. Мы, мол, оставляем вас с аспирантуре на кафедре марксистко-ленинской философии… А вы в прошлое эмигрируете… Сами понимаете…