Черное копье

А потом всё внезапно стихло, и, придя в себя, дружинники лишь оторопело таращились в окружавший их сумрак – шеренги сероплащных воинов растаяли как дым, исчезнув без следа; ангмарцы подобрали на камнях немало своих арбалетных стрел, нашедших цель, измазанных кровью…

Однако Отон не стал терять времени на попытки разобраться в этих загадках. Зло и повелительно отдавая команды, он привёл отряд в порядок, и вскоре тот вновь пробирался залитым тьмою ущельем.

Неусыпные глаза постоянно следили за ними; затылком хоббит постоянно ощущал чужое присутствие; однако откуда-то из потайных уголков сознания всё явственнее проявлялась невесёлая мысль – эти в сером не враги Отону. Произошло недоразумение, скоро всё выяснится – и ещё один отряд займёт своё место в строю готовящейся к броску на Закат армии Востока…

Только на рассвете Отон объявил привал. Измученный путём и постоянным ожиданием вражьей стрелы из мрака, Фолко повалился на одеяло и тотчас уснул как убитый.

Весь следующий день – а Отон дал отряду лишь краткий отдых – они двигались узкими, извилистыми ущельями, сплетшимися в причудливый лабиринт. Коричневые, серые, чёрные скалы мрачно возносили свои увенчанные рогатыми коронами главы над длинной цепочкой дружинников. Несколько раз на господствующих высотах им попадались высокие башни, подобные той, что стерегла крайний рубеж владений хеггов. День выдался сумрачный, бессолнечный, низкие тучи надвинулись с востока, грозя вот-вот пролиться промозглым ливнем. Ещё выше стали окружающие их каменные стены; но вот ущелье внезапно раздалось в стороны, выведя отряд на плоскую круглую проплешину, поросшую травой, не меньше мили в поперечнике. Отон предостерегающе поднял руку.

Странное место – сюда сходилось несколько горных дорог; подобно впадающим в озеро ручьям, они спускались в эту зелёную равнину. Она была пустынна, исполинскими клыками неведомых чудищ торчали над скалами три сторожевые башни; над травами застыла гробовая тишина – даже неугомонный ветер совсем утих.

Фолко было не то что страшно – противно; он видел диковинные вещи, но былой тяги к таинственному он уже не ощущал. Усталость начинала брать своё, и хотелось лишь одного – как можно скорее пустить ту единственную стрелу, ради которой был затеян весь нынешний поход, – а там будь что будет.

Отон долго простоял в раздумье, пока наконец не махнул рукой. Однако он не повёл отряд напрямик, через середину равнины – его дружинники, прижимаясь к скалам слева, медленно огибали подозрительное место.

Рога грянули, когда дружина миновала полпути. Над горами прокатились громкие боевые распевы, заставив многоопытных воинов мгновенно перебросить щиты из-за спины на руку. Прижавшись к отвесной скале, отряд ощетинился копьями, ангмарцы поспешили взять на изготовку арбалеты.

А рога всё пели и пели; невидимые трубачи не жалели сил, и вот под звуки гордого марша на верхних гребнях скал, точно призраки, из сырой мглы стали выныривать длинные шеренги вооружённых воинов; Фолко разглядел длинные, больше человеческого роста луки.

– Сейчас начнётся, – прошипел оказавшийся подле хоббита Уфорг, орк-мечник; он уже упёр свой вытянутый книзу щит в землю, обнажил кривой воронёный ятаган.

Несколько стрел воткнулись в землю неподалёку от передней линии щитов – уже на излёте, бессильные и неопасные. Сверху отряд был прикрыт нависшим над головами скальным карнизом; на некоторое время они были в безопасности.

– Спокойно! – крикнул Отон, давая шпоры коню и выезжая из-за спин дружинников. Как и в ущелье, он был в длинной кольчуге, держа поперёк седла свой длинный меч. Что-то свистнуло, о его наплечник сломалась выпущенная откуда-то сверху стрела – он даже не повернул головы. Твёрдой рукой Отон направил пугливо прядающую и храпящую лошадь прямо на середину, пренебрегая опасностью. Отдалившись от угрюмого строя своего отряда, он поднял тёмный рог и затрубил. Хоббит не знал, что означает этот долгий, переливчатый зов; можно было лишь догадываться, что Отон вызывает предводителя нападающих на переговоры. И, видя, как спокойно сидит в седле этот рослый воин, даже не пригибая головы и не вздрагивая от взвизгивающих то справа, то слева стрел, Фолко невольно воздал должное его храбрости и мог лишь горько жалеть, что это мужество в один прекрасный день окажется на стороне тех, с кем ему придётся сойтись в смертельной схватке.