– О Небеса! – Она прижала руку к груди. – Небеса! – повторила она снова. – У меня чуть сердце не разорвалось от страха, Иктан! Не делай так больше!
Он пожал плечами, явно не раскаиваясь.
– Ты молода и вполне здорова. Думаю, твое сердце способно выдержать это.
– Ты не знаешь, на что способно мое сердце, – съязвила она, раздраженная его пренебрежительным отношением. И тут же пожалела об этом.
Иктан заломил бровь:
– Я не это имел в виду, – вздохнул он, – но, увы, это правда.
Еще будучи адептами, они стали любовниками, что было совсем не редкостью среди жрецов, – многие попадали в башню, пребывая в муках полового созревания. Но их роман был романом двух неуклюжих подростков, исследующих тела друг друга и понятия не имеющих, что делать. Когда Иктана возвели в сан жреца Клинков, Наранпа по собственной инициативе оборвала эту связь. Иктан легко воспринял ее отказ, запросто подчинившись ее желаниям, и никогда не показывал, что он чувствовал. И, что удивительно, они остались друзьями. Она испытывала нежность к нему раньше, будет и впредь, но при этом она вполне осознавала, что он всегда будет убийцей с соответствующими эмоциональными склонностями, и это ее беспокоило.
– Расскажи, что ты обнаружил?
Иктан только открыл рот, когда в дверь постучали.
Он соскользнул с лавки, в руке мгновенно, так что даже глазом не уследишь, блеснул нож.
– Нет, подожди! – Она вскинула руку. – Я попросила чаю. Это просто прислуга.
– Разве до этого не прислуга пыталась тебя убить?
Она, расширив глаза, запнулась.
– Но то была не настоящая прислуга, – запротестовала она. Все это время ей казалось, что враг смог проникнуть к ним во время шествия по Одо. Ей и в голову не приходило, что, возможно, убийца все это время скрывался в башне. – Думаешь, он все это время был среди нас?
Снова вежливый стук, и Иктан открыл дверь, плавно спрятав нож в рукаве. В комнату вошла, поставив поднос на стол, уже знакомая Наранпе девушка. Запах яупона[5]
поплыл по воздуху.– Спасибо, Дия, – обронила Наранпа, и та вежливо поклонилась ей перед уходом, не подозревая, что Иктан был готов в любой момент вонзить клинок ей в горло.
Наранпа потерла лоб, чувствуя, сколь тяжел сегодняшний день. Иктан же наполнил чашу чаем и, протянув руку, предложил ей, столь же быстро и плавно, как до этого обнажил нож.
Это было так похоже на него: столь удивительный акт заботы сразу после смертельной опасности, так что она могла только принять это и быть благодарной за его присутствие.
Иктан вернулся на скамью.
– Слуга на скале не был одним из наших, – сообщил он, как будто его никогда и не прерывали. – И он определенно казался Черной Вороной…
– Я слышу в твоем голосе сомнение. – Она отхлебнула чаю. – Кто еще может столь сильно желать смерти Жреца Солнца, кроме Ворон? Может, другие кланы? Или, может, прогрессисты, которые предпочитают ослабленного Жреца Солнца, или традиционалисты, которые считают меня популистским благодетелем, а может, кто-то другой, кого я не принимаю во внимание? Чужой город, раздраженный авторитетом Наблюдателей? Скажи мне, кто мои враги, Иктан, чтобы я, по крайней мере, знала, кто вонзит нож мне в спину. – Она сказала это небрежно, но, когда Наранпа поставила чашку, руки ее дрожали.
– Может, у тебя много врагов, Нара. Может, всего один. Я еще не знаю.
Он был прав. А она забегала вперед.
– Что тебе удалось узнать?
– Хааханы на груди убийцы были свежими. Черные Вороны режут их в подростковом возрасте или чуть позже. Да и режут их повсюду. Руки, спина…
– Я знаю. – Она вспомнила замысловатые узоры, которые видела сегодня на коже Ятлизы. – Они делают это в знак скорби по погибшим в Ночь Ножей, в знак того, что никогда это не забудут. – Это раздражало ее, раздражало Наблюдателей вообще и тцийо в частности, но что они могли с этим поделать? После зверств, что творили жрецы, наименьшее, что они могли теперь делать, это терпеть скорбь Ворон.
– Этому человеку было около двадцати пяти, плюс или минус, а хааханы были вырезаны всего несколько месяцев назад. И он был всего один.
– То есть он – новообращенный в веру Бога-Ворона, пришедший откуда-то еще?
– Возможно.
– Значит, слухи правдивы. Культисты вновь поднимают голову.
Жрецы знали, что в очагах фанатизма продолжает существовать культ древнего бога Черных Ворон, но большинство считало, что культисты ждали возрождения своего бога, и пока это еще не наступило, они скорее раздражали, чем несли какую-то опасность.
Иктан хмыкнул:
– Я следил за культистами. И они лишь встречаются, молятся мертвому богу и иногда подкармливают голодающих сирот. Они не представляют угрозы.
– Ты говоришь это, когда на твоих рукавах все еще кровь убийцы?
Он поднял руку. Манжета красной мантии окрасилась в более темные тона и стала колом. Он пожал плечами, совершенно не впечатлившись увиденным.
– Я все еще думаю, что он может быть послан кем-то, кто хочет убедить нас, что он был из Черных Ворон. Если бы задуманное удалось, шума было бы достаточно для того, чтобы никто не поверил, что культисты невиновны.