Черное Солнце

Она была поразительна – с волосами цвета спелой сливы, волнами спускающимися до талии. Кожа – коричневая и гладкая, лицо – широкое и привлекательное, но губы ее – сжаты от ярости в тонкую нить. А еще что-то готово было выплеснуться из ее тела, что-то пульсировавшее энергией, болью и ожиданием. Это было настолько реальным, настолько живым, что он почти слышал ее. Песнь, подобную эху, пойманному в ракушку, которую один из его наставников привез из путешествия по побережью. Или похожую на мерцающую после летнего дождя радугу, блестящую между холмами долины, где он вырос.

Он послал парящего в небе посланника ближе к ней, пытаясь из любопытства узнать больше. Женщина, вскинув голову, повернулась, чтоб посмотреть на ворона. Серапио заметил блеск ее глаз. Белая склера, а радужка – водоворот цветов, будто разные краски перемешали в горшке. Тик, успел подумать он. Как в детских сказках.

А потом она резко свистнула.

Его ворона подтянулась на звук, закричав громко и протестующе. Взмах черных крыльев, удивленный крик – и Серапио изгнали из его посланника. Юноша откинулся на стул, задыхаясь, прижал руку к уху – и почувствовал влагу. Осторожно промокнув ее, попробовал на вкус кончиком языка. Кровь. Каким-то образом она не только смогла изгнать его из ворона, но и проследила за ним и заставила истекать кровью.

Он засмеялся, задыхаясь от удивления. Он никогда не встречал ничего подобного.

Он заставил себя дышать медленнее, но его мозг все еще пылал от случившегося. Как она сделала это? Изгнала из его собственного создания? Нужно обязательно это узнать, хотя бы для того, чтобы не допустить снова.

Он протер лицо краем черной мантии и поправил повязку, что прикрывала плотно сшитые веки.

Новые крики, но на этот раз все было в порядке, и люди вытаскивали канаты на борт, пока весла мерно опускались в воду. Они плыли вперед. Звездная пыль все еще оставалась в его венах, и он подумал, что надо бы найти другую ворону, с помощью которой можно было бы посмотреть на огромный корабль, покидающий Кьюколу, чтобы увидеть, куда они движутся, но решил пока не делать этого. В ближайшие дни будет еще много времени, чтобы смотреть на море и знакомиться с командой.

И капитаном.

Глава 8

Горы Обреги

Год 317 Солнца

(за 8 лет до Конвергенции)

Говорят, вороны запоминают лица людей, которые причиняют им боль, и никогда не забывают их. Они до самой смерти будут хранить обиду на своего мучителя и передадут ненависть детям. Так они выживают.

Из наблюдения за воронами Саайи в тринадцать лет

Окруженный воронами мальчик, скрестив ноги, сидел на террассе из дикого камня. Вокруг него было не меньше дюжины огромных черных птиц, кричащих, что-то клюющих и поворачивающих голову то вправо, то влево. Одна уселась на костлявое колено, другая – на угловатое плечико. Трое боролись за место на его протянутой руке, поедая объедки со сложенной чашечкой ладони.

Он шептался с ними, рассказывая о своем одиночестве, произнося извинения за то, как мало еды он может им предложить, а заодно признаваясь в постоянно грызущем его голоде и мягко расспрашивая об огромном мире за пределами этой комнаты и о том, как он выглядит. Вороны отвечали ему, рассказывая, как снег становился все глубже на близлежащих горах, как холодные ветра шумят в их гнездах и как солнце слабеет, а ночи удлиняются.

Он протянул свободную руку, и большая широкогрудая ворона с зазубренным клювом и блестящими перьями уронила на ладонь мальчику что-то сверкнувшее в утренних лучах. Мальчик провел по предмету большим пальцем, изучая его размер и очертания, а затем взвесил несколько раз в руке и улыбнулся. Обрадованный подарком, он положил его к небольшой кучке сокровищ, собранных за утро.

– Он всегда так себя ведет? – спросил голос за спиной.

Мальчик застыл. Заговорил незнакомец. Гости редко бывали у него. Точнее, за исключением еженедельных визитов отца, его посещали только слуги и охранник, который стоял за дверью.

– Да, – ответил второй голос.

Мальчик напрягся, раздувая ноздри. Этот голос был ему знаком.

– Он предпочитает сидеть снаружи, с птицами, – продолжил второй голос, и в нем появилась какая-то горечь. – Я думал запретить это после…

– Нет, не надо, – быстро ответил незнакомец, – я сейчас поговорю с ним. Наедине.

– Я не могу оставить вас наедине… с мальчиком.

С мальчиком. Не с моим сыном. Кулак Серапио сжался. В нем боролись гнев и стыд. Отец постоянно оставлял его одного. Так почему это должно волновать его сейчас?

– Господин Маркал, – терпеливо произнес незнакомец, – я пришел, чтобы помочь вашему сыну. – Вы не верите?

– Я не боюсь, что вы навредите ему, – ответил отец, понизив голос до шепота, стараясь, чтоб его не услышал Серапио. – Я боюсь, он навредит вам. Он… Ненормальный.

– Он ребенок.