Чёрное солнце

На шее камень опоясав, Бросаются в морское дно. Я замер, словно по приказу, Смотря в глаза, я видел всё. Я понял, что значит блаженство, Я почувствовал его. Я был как Будда, равноденство, Свет, гармония, покой. И так смотрели мы друг в друга, Мы молчали… лик пропал. И снова мраки ада, крови, И я всем телом прокричал: – Хватит! Не могу! Закончи!

Я медленно сходил с ума. Так тянулись мои ночи. Ночи… ночи… в них нет дня.

Я помню, как когда-то по роду своей профессии мне приходилось наблюдать за тем, как ночью людей забирает Смерть. Я сидел за холодной песчаной насыпью и наблюдал в ночной бинокль, как километрах в четырёх-пяти от меня, а иногда ближе чёрное небо, словно фейерверки в новогоднюю ночь освещали сотни трассеров. Казалось, что вся атмосфера была усыпана летящими пулями. Как будто каждый квадратный сантиметр был заполнен горячим свинцом. Неустанно строчили пулемёты, чуть глуше и реже были слышны автоматы, и весь этот треск иногда разбавляли взрывы гранатомётных выстрелов.

Но это совсем не то, о чём стоит долго рассказывать. Сидя за насыпью, вдалеке, я знал, что мне ничего не угрожает. Я чувствовал себя спокойно и уверенно. В ночной бинокль не было видно лиц воюющих людей, нельзя было различить их пол, национальность, возраст. Они все были одинаковы: светящиеся, белые, бегущие то взад, то вперёд человечки. Иногда человечки падали, и тогда к ним подбегала ещё пара таких же светлячков, которые вскоре падали рядом с ними. Были человечки, которые почти не высовывались из-за укрытий и редко стреляли, а были напротив, особенно отважные, которые рвались в бой, но очень скоро тоже падали, собирая вокруг себя других светлячков.

Я наблюдал за ночными боями, и ловил себя на мысли, что мне никого из их участников не жаль, я даже порой не понимал где свои, где чужие, и мне было безразлично кто сегодня победит. Почему?

Очень часто я наблюдал подобную картину, и чем чаще я её наблюдал, тем безразличнее мне она становилась. Одно дело, когда стреляют по тебе, и совсем другое, когда в кровавой бойне сходятся где-то вдалеке неизвестные тебе светлячки, и ты будучи в безопасности, не стесняешься шутить, что в пору запасаться три дэ очками и попкорном. И самое интересное, что не один ты находишь это забавным, хотя все вокруг понимают, что по ту сторону насыпи гуляет счастливая Смерть и забирает всех без разбора, кто только попадётся ей под руку. Смерть не глядит на возраст, не спрашивает сколько у покойника детей, есть ли у него кошка, собака или попугайчик, о чём он мечтает. Смерти это абсолютно безразлично. Её интересует только: много ли свинца сегодня попало в твоё тело, сколько крови ты потерял через порванную от осколка снаряда артерию, наглухо ли тебя завалило обломками обрушившегося строения, или ты застрелился сам, не выдержав всего этого. Смерть безжалостна. Война – это Смерть. И тот кто её затевает ещё безжалостнее чем я, смотрящий за этим кошмаром в ночной бинокль, и шутящий про попкорн. Что ещё остаётся делать? Только шутить и делать вид, что всё в порядке.