Черное солнце

Другое дело керосин и вертолет. У кого есть они — тот без преувеличений король.

У джентльменов все было схвачено: их встречали — с вертолетом! — на станции с каким-то полярным названием.

С трудом отказавшись от настойчивых приглашений составить компанию, Аня все-таки призналась им на прощание, что едет она в Кутозеро.

— Мы к вам прилетим! — многообещающе посулили джентльмены.

"Всю жизнь мечтала, — пробормотала Светлова и, лицемерно улыбаясь, помахала им ручкой из окна удаляющегося в Мурманск поезда.

Ей тоже надо было выходить, не доезжая до самого Мурманска.

* * *

Увы, Ладушкин не родился мореходом. А Кутозеро казалось огромным, как море.

Однако, если Гоша сел на хвост, оторваться от него было невозможно, ни на суше, ни на воде.

Берега между тем давно скрылись из вида, но Ладушкину было не до того. Как ориентируются, когда ориентироваться не по чему? Главное — не отстать от лодки, а уж она, рано или поздно, куда-нибудь да причалит.

Ведь не Летучий же это Голландец, вечно бороздящий просторы Кутозера! Куда-нибудь да выведет, к какой-нибудь, да суше.

Расстояние между лодками то сокращалось, то опять увеличивалось.

Когда сокращалось до минимума, Ладушкину удавалось разглядеть тех, кого он преследовал.

У руля сидел здоровенный мужик в ватнике и ушанке, здешнем всесезонном головном уборе.

Как ему показалось, некоторые жители Кутозера не считали, что погода в их климате бывает когда-нибудь настолько благоприятной, что можно расстаться, хоть ненадолго, с этим замечательным головным убором.

Второй пассажир? Возможно, это и была столь необходимая Гоше ясновидящая Орефьева. Раз ее не оказалось в распахнутом настежь сарае, то где же ей еще, спрашивается, быть?

И к тому же, когда Гоша бросался в погоню, он ясно видел в удаляющейся лодке женщину. Но в данный момент на нее был надет мешок, и утверждать что-либо с полным основанием было затруднительно.

Впрочем, кто бы ни сидел в лодке с мешком на голове — ясно, что его везли не на прогулку подышать воздухом, и, стало быть, цель у него была одна — догнать!

Свирепый студеный ветер — на берегу такого не бывает! — бескрайнего Кутозера хлопал капюшоном Гошиной куртки, как пиратским флагом, адреналин выбрасывался в кровь залпами.

Ладушкин нащупал и извлек на свет божий из-под своей куртки верного дружка «Макарова».

Вечный вековой инстинкт хомо сапиенс мужского пола — догнать и замочить.

Главное — догнать, а уж в прямом контакте равных Гоше Ладушкину немного.

И уж вряд ли к ним относится хмырь в ушанке, несмотря на его устрашающие габариты.

* * *

Как правы были «джентльмены с керосином и вертолетом», Аня поняла, только когда ее поезд Москва — Мурманск — стоянка в Оленегорске пять минут! — уехал, оставив ее на перроне.

В общем, это была уже настоящая Лапландия, хотя поверить поначалу в это было не так-то легко.

Тридцать шесть часов от Москвы на поезде, да еще и удобном, — это не бог весть какое расстояние.

И кажется, ничего не изменилось: разве деревья стали пониже. А так — просто озера, которые тянутся за окном по два часа кряду, просто горы Апатиты марсианского, безжизненного вида, покрытые вечным снегом, просто горы Хибины…

«Лапла» — это значит «далеко», поэтому — Лапландия. Но сначала кажется, что это никакая не «лапла»… Потому что близко. А это значит, все должно быть если не точно также, то, по крайней мере, похоже на ту жизнь, которую хорошо знаешь.

Подвох состоял в том, что выяснилось не сразу, насколько здесь живут по-другому; выяснилось постепенно.

В Оленегорске, поражающем воображение горожанина одним уже своим названием, а больше, впрочем, ничем не удивившем, стоял как бы наготове поданный к поезду рейсовый автобус.

Стоял как ни в чем не бывало — не надо ждать, нет давки, очереди, и Светлова наивно уселась в этот автобус.

И только когда автобус начал углубляться в глубь полуострова и открылся уходящий за горизонт дивно разноцветный осенний лес, она начала понимать: все здесь по-другому.

Во-первых, этот лес и не думает кончаться! Нет кругом ни одинокого домика, ни поселка, ни человека. А дорога, которая вьется впереди, — неплохая, в общем, асфальтовая дорога. Но какая-то странная — на ней ни одной машины! Час, полтора часа — и ни одной.

И когда Светлову высадили — «Конечная!» — из этого автобуса, и он, не дав опомниться, уехал, выяснилось ненароком основное отличие здешних мест от тех, в которых она бывала раньше: у нее как-то незаметно, невзначай отняли конституционное право на свободу передвижения! Потому что исчезающий вдали автобус был единственным движущимся транспортом на много километров в округе. И никто не знал, приедет ли он еще когда-нибудь сюда.

Говорят, что не приедет: нет бензина.

А до Кутозера еще километров тридцать. И в Оленегорск, где ходят поезда, вернуться не на чем — ни объявлений, ни объяснений.

— Как же вы передвигаетесь? Как на работу ездите? В другие города попадаете? — наивно поинтересовалась Светлова у попутчиков.

— А мы не ездим! — сказали ей местные жители. — И работы у нас нет. Как хочешь, так и живи.

Свобода!