Черное солнце

— Вкусно? Правда, вкусно?

— Нет слов!

— Точно?

— Клянусь!

— Еще?

— Спасибо, мне достаточно.

— Ну, пожалуйста…

— Нет, нет, благодарю.

— Ну, еще кусочек…

— В самом деле, достаточно!

— Но…

— А вы сама?

— Я?

— Да. Вы сами ведь даже не попробовали.

— Нет, спасибо.., что-то не хочется.

— Даже попробовать?

— Знаете, когда готовишь, аппетит пропадает. Никогда нет желания есть то, что приготовила сама.

— Да, это так. Самый плохой аппетит и желудок, как известно, у поваров…

Аня с неподдельным интересом посмотрела на свою «кормилицу».

Что-то ее настораживало, но Анна и сама еще не понимала, что именно.

— А ты чем вообще-то занимаешься? — поинтересовалась Светлова между делом.

— А-а.., так! — «гусенок» махнул рукой.

— Учишься?

— Нет, школу я бросила.

— Так что же, значит, ничем, и в свободном полете? По принципу «больше всего я делаю, когда ничего не делаю»?

— Да нет. Почему же? — Анина собеседница недовольно нахмурилась. — Я не лентяйка. У меня есть занятие, даже, можно сказать, дело.

— И какое? — Аня кляла свою неприличную назойливость и стремление задавать вопросы тем, кто явно не горит желанием на них отвечать. Но ведь это было ее делом — тормошить, расспрашивать.

Но и «гусенок» был по-шпионски неболтлив. То ли осторожен — «в папу», — то ли просто эта тема была ей неинтересна.

— Так… — Девочка зевнула. — Дело как дело…

Ничего особенного.

* * *

Тегишева Анна так и не дождалась. Ушла, что называется, не солоно хлебавши. Если, конечно, имела право так сказать после столь вкусного обеда.

* * *

«Один неглупый англичанин в прошлом веке утверждал, что по пристрастию к той или иной пище можно судить о характере человека не хуже, чем по чертам лица», — рассуждала про себя несколько отяжелевшая после еды Светлова.

По сути, ей в одиночестве пришлось уплести целого цыпленка — но ведь так было вкусно! А девочка даже не дотронулась до еды.

И это удивительно.

Так вот, например, тот англичанин уверял, что инстинктивно избегает тех, кто любит рубленую телятину.

А его друг, поэт Кольридж, и вовсе был уверен, что, например, «человек с чистой душой неспособен отказаться от пончиков с яблоками»!

— Отличный шоколад!

Юлсу дотронулась губами до края чашки и сделала судорожный глоток…

Они долго бродили, не чуя ног, как и полагается влюбленным, пока ее Эмерику вдруг не захотелось шоколада.

Его аппетитный густой запах витал над столиком кафе «Ладо», смешиваясь с пьянящим запахом весеннего парижского воздуха и бензина.

«Милый, милый, милый… Милый человек!»

Ради Эмерика она бы согласилась даже на шестиразовое принудительное питание да еще плюс питательный коктейль в промежутках между приемами пищи… Именно такой прописали недавно одной ее знакомой девочке.

Отхлебнуть шоколад она, однако, заставить себя не смогла. Ее замутило от одного только запаха густого сладкого варева.

А Эмерик с удовольствием поглощал фруктовое мороженое.

— Ты не будешь?

— Нет.

— И напрасно.

Он принялся теперь и за ее пирожное.

— Ты совсем ничего не ешь… Так нельзя!

Вокруг переливались огни, и стоял тот удивительный гул веселых, довольных жизнью голосов — шум безмятежного веселья, легкости и счастья, который бывает только в Париже и только в двенадцать ночи, весной, на Елисейских Полях.

Рядом, за столиками соседнего кафе, послышались аплодисменты, громкие веселые крики.

Они с Эмериком оглянулись.