Черноморский набат

Около полудня, не доходя три версты до Крынгумейлорского турецкого лагеря, Суворов остановил войска и, пользуясь близостью колодцев, дал им небольшой роздых. Остановились и австрийцы. Что касается турок, то они так же не атаковали, выжидая, что будет дальше. Войска отдыхали каких-то полчаса, попили воды, пожевали сухарей. Суворов за это время осмотрел местность. К западной опушке леса, где наступали австрийцы, были явно стянуты главные турецкие силы, вокруг всего лагеря виднелись длинные ряды окопов, на которых все еще кипела работа.

– Позиция крепкая! – констатировал Суворов.

Ногайкой он показывал окружившим его начальникам:

– Смотрите! Оба фланга прикрыты глубокими оврагами. Удобная для атаки полоса весьма узка, да и то впереди деревня с пушками. Но делать нечего, будем атаковать вначале деревню, а потом уж и главную позицию!

В час дня войска поднялись и снова пошли вперед. Наши теперь атаковали левый турецкий фланг, австрийцы – центр и правый. Немедленно до сорока тысяч конных и пеших турок бросились в атаку на корпус Кобурга со всех сторон. Бешеные атаки следовали почти без перерыва, но австрийская пехота держалась мужественно, а кавалерия врубалась в толпы турок, «окруженная и теснимая, открывала себе обратный путь и снова атаковала с замечательной отвагой». Суворов с тревогой следил за тем, как отбиваются австрийцы, выдержат ли, не дрогнут? Принц Кобург, окруженный полчищами атакующих турок, с ужасом видел, что, несмотря на все усилия его солдат, количество турок не уменьшается. Подозвав адъютанта, он набросал графитовым карандашом несколько строчек.

– Пробейся к Суворову и вручи ему эту записку! От этого зависит наша судьба! – велел он гусарскому фенриху.

Храбрый гусар пробился сквозь турецкие толпы и доскакал к русскому генерал-аншефу. В записке Кобург умолял Суворова соединиться с ним как можно быстрее, иначе он боится за исход сражения.

Однако Суворов не мог пока никак соединиться с принцем. Он наступал на деревню Боксу под выстрелами стоящих там батарей, сам при этом непрерывно отбивая налеты турецкой конницы. Впрочем, наша артиллерия действовала так удачно, что вскоре сбила все турецкие батареи. Турки бежали из Боксы. Дело пошло немного веселее.

– Как там Суворов? Уверенно ли держится? – спросил Кобург вернувшегося фенрика.

– Русские стоят как стена, и все должно пасть перед ними! – радостно доложился тот.

Что касается Суворова, то он в это время «держал марш параллельный, вдоль черты принца Кобурга». Заняв Боксу, он продолжал движение к Крынгумейлорскому лесу. Непрерывно били наши и турецкие пушки. Спаги между тем все атаковали и атаковали. Одна из этих атак была столь сильной, что спаги смяли казаков и арнаутов. Положение спасла пехота, встретившая атакующих залповым огнем и штыками. Когда же спаги отхлынули, то были сразу сами атакованы нашими карабинерами и австрийскими гусарами.

Не замедляя шага, Суворов приказал всем каре первой линии раздвинуться, кавалерии занять интервалы между пехотой, казакам и арнаутам поместиться на фланги. В таком порядке войска двинулись к турецкому ретраншаменту. При этом они хоть и медленно, но все же сближались с австрийцами.

Несмотря на густой дым, теперь для генерал-аншефа было очевидным, что турки занимают окопы и опушку Крынгумейлорского леса пехотой и артиллерией, а конница прикрывает фланги. Суворов подозвал полковника Золотухина:

– Скачи к принцу Кобургскому, передай ему мое предложение к атаке и проси об одновременном и однородном действии!

Золотухин ускакал и все передал. Принц немедленно на все согласился, лишь бы Суворов как можно скорее с ним соединился.

Теперь союзники продолжали движение под все учащающимся огнем турецких батарей. Наши артиллеристы отвечали туркам тем же и в конце концов заставили турецкие пушки полностью замолчать.

Опытным взором Суворов видел, что в толпах турецких войск происходит все большее движение. Это был признак скорой развязки. Более трусливые убегали в тыл, более смелые готовились к отпору. Наступал момент истины Рымникского сражения.

Когда атакующие сблизились с неприятелем на три сотни саженей, разом запели кавалерийские трубы, и бригадир Бурнашев бросил свои эскадроны полным карьером в атаку. За карабинерами и гусарами кинулась вперед и пехота. Кони без особого труда перемахнули через незаконченные окопы и сразу же врубились в толпы янычар, не ожидавших ничего подобного. «Не можно довольно описать сего приятного зрелища» – писал впоследствии Суворов о кавалерийской атаке окопов.

Впрочем, янычары скоро опомнились, а опомнившись, защищались отчаянно.

В это время казаки и арнауты вместе с австрийскими уланами атаковали турецкую кавалерию и ворвались в лес. Следом подоспела и пехота, никем уже не тревожимая. Суворов был тут же и кричал:

– Ребята, смотрите неприятелю не в глаза, а на грудь! Туда надо всаживать ваши штыки!

Началась беспощадная, страшная резня, а затем и повальное бегство турок. Суворов вытащил из кармана луковицу часов. Было четыре часа пополудни.

– Все! – сказал он устало. – Победа свершилась!