Чернушка

— Эй, Фока, что это у тебя за музыка? Чего ты воешь, как баба на деревенском кладбище? — спрашивали они, слезая со своих нагруженных телег с кнутами в руках. Шагали они тяжело, широко расставляя ноги.

— Темные вы люди, — отвечал Фокасинов. — Тут, на этой пластинке, поет знаменитый певец, его весь мир слушает, а по-вашему выходит, он воет.

— Ей-богу, воет. Волки скоро сбегутся.

— Деревенщина! — презрительно махал рукой Фокасинов. — Так уж и быть, поставлю вам народную «Говорила мать Тодорке».

Похваставшись патефоном, он показывал им Чернушку.

— На что она тебе? Убей ее! — говорили возчики, глядя на привязанного зверька с недобрым любопытством.

— Как так — убить? Ведь я же ее из капкана вытащил! — возмущался Фокасинов.

— Зачем она тебе?

— Приручу.

— Здорово! До сих пор еще никто не мог приручить лису. Дождись, когда мех выкунеет, и поленом по голове…

Дорожный мастер недовольно морщился:

— Бросьте! Я человек мягкий, музыку люблю. Как так — поленом по голове? Я ее на волю отпущу. Пусть себе живет.

— Она будет жить, а ты без кур останешься.

— Глаза-то, глаза у нее погляди какие! Ох, заберется в курятник, держись тогда! — И возчики угрожающе замахивались своими кнутами на Чернушку, которая не мигая смотрела на них из-под кучи хвороста.

Наконец они уезжали, нагнав на Фокасинова тоску. Он шел к лисе и думал: «Может, и правда сделать так, как советовали возчики?» Потом он садился на скамейку перед домом и вспоминал свою недавно умершую жену, с которой они прожили здесь всего несколько месяцев. Фокасинов был из городских, родился и вырос в соседнем городке и еще ребенком остался без отца и матери.

Вечера проходили тихо и печально. Фокасинов или рано укладывался спать, или отправлялся в сельскую корчму, позабыв накормить Чернушку.

Лиса не издавала ни звука. Как бы она ни была голодна, она молчала, радуясь наступившей тишине. Ночи снова возвращали лису в ее мир, и, когда все засыпали, она вылезала из-под хвороста, садилась и жадно вслушивалась в лесные звуки. Выплывала полная сентябрьская луна — большая и багрово-красная. Освещенный лунным светом лес трепетал, отбрасывая черную тень. Над рекой клочьями полз туман, поблескивала водосточная труба под крышей, тень от дома накрывала пустой двор. Пели цикады, где-то поблизости попискивала мышь, уши Чернушки вставали торчком, а хвост начинал мести землю. Послушная инстинкту, она бросалась на мышь, но звякала цепь, одергивала ее, и Чернушка снова садилась на задние лапы и слушала. Тем временем луна поднималась совсем высоко, наступала полночь. Лунный свет мутнел. По двору задумчиво проходил пес и ложился спать перед дверью сторожки. Прыгала лягушка, и лиса следила за ней горящими глазами.

В одну из таких ночей во двор проскользнул лис. Чернушка услышала его тихие шаги, но ничем не выдала своего присутствия. Лис подошел ближе и увидел ее. Чернушка взвизгнула, охваченная радостью и надеждой, однако ее приятель не отважился подойти к ней. Увидев цепь, которой лисичка была привязана, он остановился шагах в десяти. Чернушка смотрела на него умоляющими глазами, дружелюбно виляла хвостом, звала его, но он по-прежнему глядел на нее с недоверием. Забыв о цепи, она рванулась к нему. Цепь загремела, и лис убежал в лес.

С той поры он перестал приходить к сторожке, и Фокасинов больше не ставил капкана.

4

Однажды ранним утром Чернушка первый раз услышала лай гончих. Такого лая ей еще не приходилось слышать.

За рекой в густом лесу, окрашенном румяной зарей, раздавался заливистый визг, постепенно переходящий в яростный лай. Эхо подхватило собачьи голоса, ударило их о скалы, и они слились в продолжительном отзвуке. Потом Чернушка четко различила голос одной собаки от тонкого дисканта другой. Гоньба сама собой пошла быстрей: лес огласился лаем, и по всему ущелью, по всем ложбинам и оврагам эхо разнесло пронзительный собачий лай.

Через несколько минут преследуемая дичь спустилась ниже. Лай разбудил Фокасинова и всполошил Перко.

— Видать, начали охоту, — громко сказал дорожный мастер, выйдя из сторожки в одной рубахе и почесывая спину. — Вот гонят! Это я понимаю! Колокольцем заливаются.

Восхищенный прекрасными гончими, он не выдержал и поддал свое: «У-у-у, ату, ату-у-у!»

На белое полотно дороги выскочила рыжая лиса. Лишь на миг сверкнула она своей великолепной шкурой и тут же исчезла по другую сторону шоссе. Фокасинов распалился, закричал что есть мочи, стукнул кулаком по ладони. Ему показалось, что именно эта лиса крала у него кур.

— Эх, только бы ее убили, только бы убили! — повторял он, ударяя в ладоши.

Лиса попробовала сбить собак со следа на шоссе, но не смогла и вернулась в лес.

Фокасинов сел на скамейку, решив дождаться выстрела. Ждал долго, пытался отгадать, где лиса набежит на охотников. Взошло солнце, иней стал таять. Собаки смолкли. В ущелье воцарилась обычная тишина.

— Кончено дело, след потеряли! — с сожалением сказал Фокасинов и пошел на работу.