– В больнице лежит Анкудинов. Я только что оттуда. Хорошо, что пограничников, которые его выловили, Анкудинов тут же попросил позвонить мне. Лейтенант принял его за нашего разведчика и поторопился поднять меня с постели.
– Надеюсь, о своих похождениях контрабандист рассказывал в отсутствие лейтенанта?
– В отсутствие. Лейтенант благоразумно удалился. Ну а рыбак этот рассказал, что мог, и тут же потерял сознание. Теперь ему вот-вот должны будут сделать операцию.
– Стоит ли утруждать медиков? Но даже если сделают… О том, что произошло на западном берегу, не должен знать никто, причем с этой минуты – даже вы, майор Конопатов. Суть улавливаете?
– Кажется, улавливаю.
– Терпеть не могу этого «кажется», майор. И сегодня же сделайте так, чтобы контрабандист замолчал, причем надежно и навсегда, не втягивая в это дерьмо ни медиков, ни своих подчиненных. Если же этим займется какой-то проходимец, о нем тоже позаботься. Как только вернусь к себе, доложишь.
13
На «Дакию» баронессу Валерию доставили уже утром. К тому времени она успела выспаться в доме старосты поселка, позавтракать с бокалом хорошего вина, привести себя в порядок и даже переодеться в совершенно новую, специально для нее пошитую, – как заверил девушку ефрейтор, пытавшийся играть роль денщика, – форму лейтенанта вермахта.
– Признаюсь, когда в свое время мы начинали готовить вас к внедрению в разведку русских, то особых надежд на эту операцию не возлагали, – галантно поцеловал ей руку бригадефюрер фон Гравс, встречая на верхней палубе судна. – Кое-кто даже сильно сомневался в ее необходимости.
– Тогда уж признайтесь и в том, господин генерал СС, что сами вы тоже принадлежали к сонму сомневающихся, – снисходительно ослепила его белизной своих зубов Лозовская.
– О, нет, я верил, баронесса. Видит Бог и командование – верил. Вопреки опыту и логике, как обычно верят в своих женщин очень влюбленные мужчины.
Полковник умиленным взглядом прошелся по ее фигуре, стараясь не обращать внимания на то, что китель офицерского мундира, который он приказал пошить к ее возвращению, оказался немного тесноватым. Все равно после небольшой проверки ей предстоит надеть мундир оберштурмфюрера, то есть старшего лейтенанта СС, на котором к тому же будет красоваться Железный крест.
– Штандартенфюрер, – обратилась баронесса к барону фон Кренцу, – вы тоже слышали, как господин бригадефюрер объяснялся мне в любви, или это всего лишь слуховые галлюцинации?
– Я и сам не прочь был бы объясниться, если бы не боялся накликать гнев бригадефюрера, – сдержанно ответил куратор сигуранцы, почтенно склонив голову. – Причем мое признание прозвучало бы галантнее.
– Не сомневаюсь. Кстати, что вы так умиленно осматриваете, господин бригадефюрер: очертания моей талии или неудачно подогнанный мундир?
– То и другое. Вам не нравится мундир? Извините, шит не в Париже, но меня уверили, что портной, к которому я обратился, слывет лучшим в этой части Румынии.
– Никогда не славившейся ни тканями, ни портными, – обронил штандартенфюрер.
– Лично мне не нравятся погоны. Получается, что русские ценили меня выше, у них я дослужилась до обер-лейтенанта. – И если фон Кренца немного удивило, что баронесса произнесла все это без намека на шутку, то лишь потому, что он плохо знал характер Валерии.
– Если на службе в абвере вы проявите такую же старательность, как и на службе в советской разведке, – тоже без особого намека на шутку ответил бригадефюрер, – это упущение очень скоро будет устранено.
– Открою вам секрет, барон: и там, и здесь я служу своей собственной идее.
Услышав это, оба эсэсовца напряглись.
– Какой именно?
– Ну-ну, это уже любопытно…
Валерия подошла к фальшборту судна и несколько мгновений наблюдала, как по проложенному неподалеку от яхты понтонному мосту, рота за ротой, проходит пехотный полк румынской армии. Навьюченные рюкзаками, не умеющие держать ни строй, ни выправку, они нескончаемым потоком плелись по болотистому прибрежью к этому мосту и ступали на него, словно африканцы – на борт рабовладельческого судна. И присутствие конных офицеров, которые окружали колонну, как надсмотрщики – толпу невольников, лишь усугубляли это восприятие. Баронесса вдруг представила себе на несколько мгновений, что перед ней проходят закованные в доспехи легионы римлян, и разочарованно покачала головой: «Нет, не то! Ни в какое сравнение…».
Особого желания возвращаться к разговору об идее у Валерии уже не было, но она понимала, что эсэсовцы ждут, и пренебрегать их любопытством и терпением не могла.