– Она еще больше прояснится, когда вы внимательно ознакомитесь с этими бумагами, – постучал он пальцем по тощей красной папочке. – Здесь ваша «легенда», основанная на вашей реальной биографии, а также все мыслимые сведения о ваших предках, румыно-германских и венгерских аристократах, с польскими да австрийскими примесями.
– Вот это уже действительно любопытно, – заискрились глаза девушки. – Каким еще образом я могла бы познать свою родословную? Надеюсь, она не вымышленная?
– Мой коллега, которому удалось нарыть большую часть этих сведений, изрек: «В другие времена этих сведений оказалось бы вполне достаточно, чтобы поставить нашу красавицу к стенке без суда и следствия как враждебный элемент».
– В самом деле высокая оценка нарытого вами, – сдержанно проговорила Валерия.
Майор прошелся по комнате, покачался у окна на носках новеньких хромовых сапог.
– Это я к тому, други мои походные, что в данном случае никакая «легенда» не могла бы сослужить вам как сотруднице контрразведки лучше, чем реальная родословная, которую румынской контрразведке нетрудно будет проверить.
– Вы собираетесь засылать меня в Румынию? – напрямик спросила Валерия, лишь на мгновение опередив капитана, который намеревался задать Райчеву тот же вопрос.
– Разве в управлении НКВД, у полковника, не шла речь о том, каким образом вас намерены использовать в этой контрразведывательной операции?
– Было сказано, что подробности узнаю от вас, товарищ майор, поскольку именно вы назначены руководителем операции.
– Вот, значится, какая диспозиция, други мои походные! – удивленно молвил Райчев, и капитан понял, что о самом назначении на должность руководителя он узнал только что от своего агента. Наверное, основной разговор с ним в кабинете начальника еще только предстоял.
– По-моему, для полковника важно было определить, – объяснила Валерия, – можно ли, в принципе, привлекать меня к этой операции, надежна ли, намерена ли я сотрудничать с вами длительное время.
– Коль вы здесь, значит, полковник пришел к выводу, что намерены, – утвердительно кивнул Райчев. – Хорошо, в таком случае начну вводить в курс дела я. Тем более что сама идея операции тоже принадлежит мне.
Он решительно уселся за стоявший посреди комнаты круглый стол и широким жестом хозяина предложил комбату и девушке последовать его примеру. Едва они уселись, как в дверь постучали, и на пороге появился моложавый, коренастый мужичишка лет пятидесяти, с сумкой в руке. Пока он молчаливо выставлял содержимое сумки – бутылку вина, палку колбасы, полукруг брынзы и булку хлеба на стол, майор коротко объяснял Валерии:
– Это новый местный управдом, Михаил Михайлович. В миру просто Михалыч. Он будет заниматься оформлением на вашей имя этой квартиры и вашей пропиской. Конечно же, все уже решено, но вам придется раз пять приходить к Михалычу на прием, поскольку заниматься вашими делами он якобы будет долго и неохотно, со всеми мыслимыми бюрократическими проволочками.
– Словом, типичный, все еще неизжитый бюрократ, – добавил Михалыч. – По этому поводу вы можете возмущаться под дверью моего кабинета, угрожать, что напишите куда надо; жаловаться на меня соседям. Словом, все должно выглядеть как нельзя натуральнее, с игрой на публику. У вас, женщин, это обычно получается.
– «На публику» – это мы завсегда, – подыграла ему Валерия. – По простоте своей пролетарской.
– Но всякий раз, когда вы будете появляться под моими дверьми, там же станет появляться и некая Елизавета Волкова из соседнего дома. Вызывать ее мы будем в то же время, на которое будем назначать встречу с вами. Вот она, эта самая Елизавета, – он извлек из нагрудного кармана фотографию женщины и положил на стол перед Валерией. – Снимок недавний и вполне выразительный.
Со снимка на Валерию и капитана смотрела симпатичная полнощекая женщина лет сорока пяти, в платье с глубоким декольте, на голове которой красовалась немыслимо высокая завивка, а лицо освежали большие чувственные губы бантиком.
Как только Валерия всмотрелась в черты лица Елизаветы, Михалыч ловким движением картежника забрал снимок и, подобно артисту, отыгравшему на сцене свой эпизод, удалился за кулисы.
Майор дождался, когда Гродов наполнит помытые Валерией рюмки – в квартире было все необходимое для нормальной жизни целой семьи – и только тогда сказал: