Черные крылья Ктулху — 2

День, когда я в последний раз покидаю Саванну. В спальне дома, в котором выросла, я упаковываю несколько вещей, все еще важных для меня. Среди них фотоальбом, а внутри его спрятана карта Таро, что дала мне женщина по имени Мадлен.

4

Изобель следит за мной с другой стороны столовой. Она следила почти час, пока я писала, и теперь интересуется:

— Чем это заканчивается? Ты хоть представляешь себе?

— Может быть, это не закончится, — отвечаю я. — Я даже думаю, что это и не начиналось.

— Тогда как ты поймешь, когда остановиться? — спрашивает она. Страх сквозит в каждом ее слове, в каждом слоге.

— Не думаю, что остановлюсь, — высказываю я мысль, впервые меня посетившую.

Она кивает, затем встает и выходит из комнаты, и тогда меня охватывает радость. Не могу отрицать, ее отсутствие приносит некоторое успокоение. Я стараюсь не смотреть в глаза Изобель слишком пристально. Мне больше не нравится то, что я там вижу…

Хозяин Котовьих топей

Джонатан Томас

^{Перевод Ю. Павлова}

Джонатан Томас — автор рассказов ужасов, вошедших в сборники «Истории из большого черного дома» (Stories from the Big Black House, 1992), «Полночный зов и другие истории» (Midnight Call and Other Stories, 2008) и «Манящий Провиденс и другие истории» (Tempting Providence and Other Stories, 2010). Его лавкрафтианский роман «Сияние над Оккамом» (The Color Over Occam) вышел в издательстве Arcane Wisdom, а самые свежие рассказы включены в антологии «Послесловия 22/23» (Postscripts 22/23) и первый том «Черных крыльев Ктулху». Томас родился и живет в Провиденсе, штат Род-Айленд.

Прежде чем включить систему полива газона, Дуайт выглянул из-за шторы гостиной, чтобы проверить, убрались ли садовники. Садовников он не заметил, а вот тщедушный старик, несмотря на изнуряющую июльскую жару уже давно меривший шагами дорожку перед домом, никуда не делся. Старик напоминал бродячую собаку, привлеченную заманчивым запахом. Он то и дело поглядывал яркими, с медным отливом, глазами в сторону дома — зачем? Дуайт никак не мог понять, был ли взгляд старика оценивающим, вопрошающим или презрительным. Если он задумал кражу — на ограбление он вряд ли был способен физически, — то ему не помешало бы вести себя чуть более скрытно. По правде говоря, Дуайт был удивлен, что никто из соседей до сих пор не сообщил об этом откровенно «подозрительном типе» в полицию.

Из-за плеча Дуайта выглянула Эдит, отодвинув штору еще на дюйм, чтобы посмотреть, чем так увлекся муж. Дуайт подскочил от неожиданности.

— Может, ему в туалет захотелось? — предположила Эдит. — Или позвонить. А вдруг его мучит жажда?

— Шел бы он мучиться в другое место. — Дуайт вовсе не считал себя жестоким или высокомерным, но свое высказывание казалось ему вполне справедливым.

— Нельзя, чтобы он и дальше шатался у нашего дома. Что мы будем делать, если его хватит солнечный удар?

Эдит обладала невероятным даром указывать Дуайту, что делать, за мгновение до того, как он решался на это сам. Однако то, что она лишь высказывала его собственные мысли вслух, ничуть не мешало ему чувствовать себя направляемым чужой рукой шариком для пинбола. На всякий случай убрав свои золотые запонки в комод, Дуайт вышел в коридор, по пути споткнувшись о выставленный в ожидании такси багаж. Открыв дверь, он шагнул в сорокаградусную жару и тут же пожелал вернуться обратно в прекрасно кондиционируемое помещение. Потратив несколько секунд на то, чтобы прийти в себя, Дуайт окликнул старика:

— Вам нужна помощь?

К этому моменту старик дошаркал уже до середины асфальтовой подъездной дорожки. Не моргая, он уставился блестящими глазами на Дуайта и облизнул растрескавшиеся губы, прежде чем ответить. Волевой взгляд старика разительно контрастировал с его внешней немощью. Остеопороз скрючил его так, что сушеный стручок фасоли в сравнении с ним был образцом свежести. Смуглая, малокровная кожа старика напоминала Дуайту ядро грецкого ореха — такое же гладкое и морщинистое.

Дуайт совершенно не умел определять на глаз этническую принадлежность людей и даже в упор не мог понять, был старик испанцем, итальянцем или сирийцем. В итоге Дуайт остановился на том, что у старика «средиземноморские» черты лица. Одет он был по-простецки, в застегнутую на все пуговицы белую рубашку с длинным рукавом, свободные брюки цвета хаки и сандалии. Пожалуй, слишком закрытая одежда для такой парилки. Вероятно, у него были проблемы с кровообращением.