Черные крылья Ктулху. Истории из вселенной Лавкрафта

Как обычно, меня заметили только через несколько секунд. Мозг запоздало дал сигнал телу, и первый противник двинулся на меня с топором. Я нажал на спусковой крючок, выстрел вдребезги разнес позвоночник, и тело, переломившись, кусками повалилось наземь. Девицу я подстрелил издалека, и разброс дроби вышел изрядный. Платье усыпали горошины темной крови, выступившей из сотен ранок. Она взвизгнула и бросилась наутек.

Третий кровомордый использовал этот момент для атаки. Он ринулся на меня с неожиданной прытью и, ловко увернувшись от первого выстрела, быстро сократил дистанцию. Я выстрелил уже почти в упор. Разнес ему голову. На том все и кончилось.

Ну это я так решил. За мной зашелестела высокая трава, не кошенная месяцев пять. Я резко обернулся, но босоногая девчонка уже занесла нож для удара. Клинок, серебристо мелькнув в воздухе, пропорол ткань куртки и рассек мне правое предплечье. Поворот запястья — и она сделала еще один выпад, но тут уж я подсуетился и врезал ей в лоб прикладом. Череп лопнул, как волдырь, и девчонка рухнула на землю, ударившись затылком о могильную плиту.

Уф, проехали. Я глубоко вдохнул, задержал дыхание. Рукав куртки пропитался кровью, хлынувшей из раны. Через пару секунд я сообразил, что надо бы отложить ружье и перетянуть руку ремнем. Что я и сделал, натуго закрепив импровизированный жгут. Надо было еще дойти до пикапа, а потом где-нибудь в безопасном месте заняться раной. Пикап стоял недалеко, но по крутому склону подниматься тяжело. Учащенное сердцебиение быстрее погонит кровь по жилам, а лишняя кровопотеря была мне ни к чему.

Но сперва следовало довершить начатое. Я поудобнее перехватил ружье и пошел к разрытой могиле. Роса на высокой траве еще не высохла под жаркими солнечными лучами. Переступая через труп, я обнаружил, что у меня промокли ботинки. Это расстроило меня больше, чем смерть ребенка.

Ее труп лежал в высокой траве, став лишь обителью слов, вырезанных на лице тем самым ножом, которым девчонка разделывала покойников и которым хотела прикончить меня. Все, что от нее осталось, — предсмертный оскал и мертвые глаза, глядящие на солнце, точнее, ни на что не глядящие. Вот и для меня она была ничем — в смерти все они становились ничем. И не важно, что они с собой творили ножами и напильниками, не важно, что они делали с теми, кого убивали, или с теми, кого выкапывали из могил. Они были ничем, и думать о них было незачем.

Потому что и без них проблем хватало. К примеру, те твари, что заражали детей, плюясь кровью. Иногда они вылезали из могил. Иногда — из багажников, из мясных складов, из моргов. В общем, они всегда зарождались в трупах, а трупов сейчас было много.

В развороченной могиле ничего необычного не оказалось — обглоданные кости и багровые шматы плоти. Лежали без движения. Хорошо. Я занялся делом. Свалил трупы кровомордых в могилу, сходил в тополиную рощу на склоне горы у кладбища за канистрой бензина, которую захватил с собой из пикапа. Вылил бензин в яму, швырнул туда же канистру — лень таскать ее за собой, да еще с раненой рукой.

Чиркнул спичкой и разжал пальцы.

В яме полыхнуло, огонь с ревом разгорелся.

Заскворчал жир. Я отвернулся. В долине уже слышались новые звуки. Глухой, хриплый рык. В леске у похоронного бюро трещали ветки. Между стволами протискивалась какая-то огромная тварь, — судя по всему, три моих выстрела ее не испугали.

Встречаться с ней не хотелось.

Я поспешно скрылся в тополиной роще.

Барнс жил в перестроенной сторожке лесничего на дальнем берегу озера. Другого жилья поблизости не было, и я уже несколько месяцев сюда не заглядывал. В доме Барнса остались кое-какие медикаменты — ими мы разжились в местной больнице. Если повезет, их никто не тронул.

Грунтовая дорога, ведущая к дому Роя, густо поросла сорной травой. Значит, сюда никто не приходил. Разумеется, колеса пикапа проложат колею в сорняках, но ничего другого не оставалось. Рану надо было обработать, и чем скорее, тем лучше. Придется рискнуть. Рискуешь всем и всегда, где больше, где меньше. О мелких рисках обычно не беспокоишься.

Я свернул с шоссе. Грунтовка была в колдобинах, поэтому я ехал медленно. Раненую руку дергало каждый раз, когда колесо попадало в яму. Наконец я припарковался у восточной стены сторожки. Ступени крыльца заскрипели под шагами. Взяв на изготовку пистолет Барнса, я вошел в дом.

За прошедшие месяцы внутри ничего не изменилось. Заляпанная кровью куртка Барнса висела на крючке у двери. Его очки лежали на журнальном столике. Рядом с чашкой недопитого кофе, покрытого слоем плесени. Все это меня не интересовало. Мне нужен был шкафчик в ванной, дальше по коридору.