Черные крылья Ктулху. Истории из вселенной Лавкрафта

— Вы, чудики, напоминаете мне кой-кого из завсегдатаев маминых вечеринок. Ну, типа такие все эксцентричные эстеты. Я тут прям как дома себя чувствую.

Старикан направил меня к двери и вывел в коридор. Но когда мы дошли до моей комнаты, я внезапно уперся и оттолкнул своего провожатого.

— Тебе нужно вернуться в постель, — настаивал он.

— Нет уж, спасибочки. Видеть не хочу ту мерзкую рожу на картине.

— Но ведь это твоя картина, Генри.

Я застыл на месте и воззрился на старикана. Так меня называла только мама. От такого обращения в устах незнакомца я прям прифигел.

— Тебя как звать, приятель?

— Питер.

— Ага. Так вот, слушай, брат, я тут выйду ненадолго, подышу воздухом. Не, все норм, я дорогу сам найду. Спасибки за жрачку.

В лице его промелькнуло выражение настолько странное, что я, рассмеявшись, потрепал старикана по щеке, затем осторожно спустился по лестнице в вестибюль или как бишь его. Заметив, что в гостиной горит свет, я заглянул туда — проверить, не там ли милочка Пера. Может, удастся уговорить ее пройтись со мной вместе.

В комнате никого не было. Неяркий свет словно бы плыл вдоль стен; я было восхитился, но тут почувствовал легкое головокружение и решил присесть ненадолго на уютный диванчик. Глянцевый красный альбом по-прежнему лежал на столе; я сграбастал его и пристроил у себя на коленях. Открыл его на середине — и так и охнул. Это изображение я сразу узнал, ведь репродукция картины прежде украшала мамин рабочий стол. Размытая фотография воспроизводила аллегорический рисунок Густава Климта под названием «Трагедия»^{123}. Я обвел пальцем женский силуэт. Оригинал был выполнен углем и карандашом, мелом и золотом. Фигура на снимке в точности воспроизводила позу модели — женщины со зловещей маской в руках. Однако фотография выцвела до бледно-лилового и тускло-серого оттенка, а все очертания смазались. Единственным исключением являлось призрачное лицо женщины: оно прямо-таки светилось белизною. Я едва различал пышную прическу с начесом и томную позу дамы полусвета.

Послышался какой-то шум. Я вскинул голову: Пера вкатила в гостиную Эблиса. Гном был в рубашке без рукавов; при виде его тощих рук, будто у изможденных узников Освенцима, я содрогнулся. Захлопнув альбом, я кое-как поднялся на ноги и поспешил к ним. Глаза у гнома были нездорово-желтого цвета, с покрасневшими веками. Опухшее лицо и нос-картошку исчертили сине-фиолетовые вены. На коленях у Эблиса покоилась продолговатая коробочка.

Я опустился на колени перед креслом.

— Йоу, а ты с какой дури кайфуешь?

Заморгав воспаленными глазками, гном постучал по деревянной коробочке черной культей, торчащей на месте левой руки. Я поглядел на изуродованную плоть — на бесформенный сгусток, словно бы оплавленный в пожаре. Взялся за коробочку, открыл — она оказалась битком набита черно-бурыми косячками. Я вытащил один. Из кармана рубашки коротышка извлек деревянную спичку, крепко сжимая ее двумя пальцами-обрубками. Проворно чиркнул ею по коробочке и протянул мне. Я взял косяк в зубы и наклонился к янтарному язычку пламени. Затянулся, на минуту задержал дыхание, а затем медленно выпустил дым через нос и рот.

Свет в комнате приобрел золотистый оттенок. Я попытался выпрямиться, голова на мгновение закружилась, я отшатнулся назад, столкнулся с молчальницей Перой под вуалью, уцепился за нее и вместе с ней рухнул на пол. И зарылся лицом ей в волосы, жадно впивая аромат ее бледной плоти. Я навалился на нее; Пера не сопротивлялась; напротив, едва ли не замурлыкала. Я припал губами к ее восхитительной шее и потянулся отдернуть с лица вуаль. Разъяренный Эблис выпрыгнул из кресла и кинулся на меня. Обломанный ноготь одного из уродливых грязных пальцев ткнулся мне в лицо, под самым правым глазом, норовя его выцарапать.

С проклятием я набросился на гнома, яростно завопил, попытался подняться на четвереньки. Запах крови ударил мне в нос, во рту ощущался медный привкус. Я вцепился в растрепанные волосы уродца обеими руками и с силой отшвырнул его от себя. Эблис захныкал; я рассмеялся и сплюнул. Комната вращалась и плыла, а вместе с нею и я. Попытавшись встать, я беспомощно плюхнулся на задницу. Надо мной склонилась тень — нет, не тень, благоуханный фантом. Закрытое вуалью лицо придвинулось к моему так близко, что я мог бы попробовать ткань на вкус. Чуткий язычок из-под вуали исследовал субстанцию, запачкавшую мне лицо.