Татьяна Чистова

Черные списки судьбы

Макс не сразу понял, что это летит ему в голову, увернулся в последнюю секунду. У виска что-то грохнуло, срикошетило к стене, раздался звон. Бутылка, как оказалось, у нее отлетело донышко, и образовалась «розочка», с более длинным, нежели в классическом варианте, «стеблем». Голоса внизу стихли на мгновение, потом раздались насмешливые матюки.

– Что там? – Наташка толкала Макса в спину, – лампочка перегорела? Иди быстрее, и так опаздываем.

Так бывает, что перегоревшая лампочка взрывается как граната, но не сейчас. Во-первых, лампочки на их этаже жили недолго, от силы день-два: их то выкручивали, то тупо разбивали, и под потолком торчали останки, похожие на монстров из старой компьютерной стрелялки. А во-вторых компашка на площадке между вторым и третьим этажом искала иных развлечений. «Отдыхали» они уже часа полтора, сначала из подъезда слышались тихие голоса, потом громкая ругань, потом убогая музыка, потом о стены стали бить пустую посуду. Два «разрыва» Макс слышал из-за закрытой двери, и вот третий снаряд едва не разбил ему голову.

Прилетел он снизу, от окна c накрытым, как стол, подоконником. Бутылка, наполовину полная, разноцветные жестяные банки, криво нарезанная колбаса в пакете, консервы, хлеб. На Макса от «стола» пялился парень лет двадцати с небольшим – жирный, нескладный, с широкой бледной рожей, взгляд пустой, без единой эмоции. Рот перекошен, полуоткрыт, того гляди слюна потечет на грязную полосатую футболку. Второй, на вид постарше, тихарился в углу, прикрывал рожу козырьком бейсболки, третий, в черных трениках и толстовке сидел на корточках и подпирал стенку, не шевелился под капюшоном. Макс спихнул разбитую бутылку вниз, та покатилась по ступенькам и врезалась в тапки сидящему, а он точно этого и не заметил. Зато из-под козырька бейсболки мелькнул острый совершенно трезвый взгляд, дядя с насмешкой глянул сначала на «розочку», потом на Наташку, что высовывалась у Макса из-за плеча и ухмыльнулся. Макс попятился, наступил Наташке на ногу и получил кулаком в спину.

– Ты чего…

Он не дал девушке и слова сказать, прикрыл дверь и толкнул Наташку в комнату.

– Иди переоденься.

– Что? – девушка аж задохнулась, распахнула глазища. Макс повернул ее за плечи и впихнул в комнатенку справа.

– Давай, давай, быстро. Платье вчерашнее надень, оно мне больше нравится.

Наташка нравилась ему в любой одежде, а без нее так выглядела ну просто на загляденье. И сейчас не отказался бы полюбоваться, но время поджимало.

– Оно к туфлям не подходит, – растерялась Наташка, Макс хлопнул ее ладонью пониже спины, закрыл дверь и выскочил в подъезд. Наташке пора на работу, у него тоже дело намечено, так что придется поторопиться. Поймал на себе взгляд мужика, так и прикрывавшего рожу козырьком, заметил, что пальцы у того все в наколках, сбежал по ступенькам вниз. Третий так и медитировал на стенку перед собой, от троицы воняло, как от мусорного бачка в жаркий полдень, колбаса на подоконнике разила рыбой.

– Выпьешь с нами? – дядя с наколками потянулся к бутылке, бледный олигофрен заржал. Макс скинул на пол выпивку и закуску, бутылка покатилась по полу и улетела на второй этаж, колбаса разлетелась по площадке. Хлопнула дверь вверху, Макс обернулся. Но это была не Наташка, а соседка из квартиры напротив, истасканная, как метла, тетка непонятных лет. Мужик у нее работал вахтой, приезжая, напивался до чертей, правда, тихо и незаметно для окружающих, и выкидывал жену из дома, зачастую, в чем была. Хорошо, если в халате, а бывало, что и без оного. Вообще без всего. Полиция наводила порядок, мужик приходил в себя и снова сваливал на вахту, потом все повторялось по новой. Сейчас тетка куда-то собралась, но, почуяв неладное, шмыгнула обратно в свою нору и закрылась на все замки.

– Ты обалдел? – улыбнулся черными зубами наколотый дядя. Олигофрен изумленно таращился то на разлетевшуюся по полу закуску, то на приятелей. Третий не шевелился, так и тянуло потыкать в него палочкой и посмотреть реакцию, если таковая последует. Макс негромко предложил им пойти во всем известном направлении, причем незамедлительно. Вышло грубо и очень невежливо, олигофрен немедленно обиделся, покраснел, рот у него задергался. Наколотый перестал улыбаться, сунул руку в карман, Макс повернулся так, чтобы видеть всех троих одновременно. За спиной раздалось глухое ворчание, олигофрен попятился, налетел на стену, дядя в наколках заметно растерялся.

По лестнице спускался мелкий жилистый мужик, нелепый в слишком широких для его роста джинсах, да еще и длинных вдобавок. Штанины почти что подметали пол, и как дядька в них не путался, оставалось загадкой. Рядом на полусогнутых лапах шла здоровенная немецкая овчарка, лохматая, как мамонт, мощная зверюга. Мужик держал ее неожиданно сильными для своего роста руками, овчарка глухо ворчала в намордник и дыбила загривок.

– Тихо, Ларс, тихо, – мужик прошел мимо, на ходу сунул Максу руку, сжал сильно, как клешней. – У нас две вязки сегодня, ехать далеко, в область. Ларс, рядом!