Черные Земли

Две ночи спустя Эйвери при помощи зубной щетки оторвал загородку от окна. Известка между прутьями оказалась мягче, чем на стенах, и к рассвету он расчистил два дюйма у основания одного из прутьев. Конечно, это могли заметить из любой камеры — если бы только на всех остальных окнах не красовались в угоду доктору Ливеру такие же загородки. За два года никто ни разу не попытался их приподнять, и у Эйвери имелись все основания полагать, что и не попытается.

Эйвери не строил далеко идущих планов. Он понимал, что разочарование будет пропорционально разнице между ожидаемым и действительным. Он не любил надеяться, не любил даже само слово «надежда» — было в нем что-то от раболепного заискивания перед судьбой. Он предпочитал слово «вариант». И поскольку желание вырваться на свободу жгло его все сильнее, он готов был рассмотреть все возможные варианты.

Эйвери завел привычку, подобно обычной тюремной швали, облокачиваться на решетку напротив двери и обозревать окрестности. Шваль, впрочем, при этом еще и курила — Эйвери нет.

Отвратительная привычка. Эйвери с содроганием смотрел на их желтые пальцы. Наверняка и после туалета не моют рук.

Эйвери пожалел, что подумал об этом. Желчь поднялась к горлу. Если даже от мысли о собственной нечистоте его передергивало, то физиологические процессы посторонних вызывали у него тошноту с немедленным рвотным позывом — так было недолго и до беды.

Он сделал глубокий вдох и сфокусировал взгляд на ближайшем соседе. Им оказался Син Эллис, тот самый, что ни разу не получил фото своей страстной женушки.

Эйвери взглянул на пальцы Эллиса, нашел их младенчески розовыми и — преимущественно чтобы унять тошноту — кивнул, приподняв брови в знак приветствия.

— Порядок, — ответил Эллис, тем самым дав понять, что либо он новичок в Лонгмуре и еще не знает о преступлениях Эйвери, либо достаточно циничен для того, чтобы его это не заботило. Эйвери надеялся, что сосед все-таки новичок. Его порядком утомило вечное презрение безмозглых мелких уголовников. Дружба этих подонков ему была не нужна, но даже теперь, по прошествии восемнадцати лет, он не мог взять в толк, за что же некоторые убийцы удостаиваются уважения в тюрьме, если ему в таковом отказано? Ему казалось, что его лишают чего-то ему причитающегося, — как минимум в свете того, что он совершил.

Эллис наверняка был новеньким в отделении особого содержания. Эйвери лениво подумал, что же такого натворил Эллис, чтобы сюда попасть, — впрочем, он знал, что рано или поздно такая информация просачивается, как бы стукач или педофил ни старался ее скрыть.

— Сигарету? — предложил Эйвери.

— Не, спасибо. Не курю.

Эйвери быстро оглядел Эллиса. Высокий, крепко сбитый, с приплющенным по-гангстерски носом и внимательными карими глазами, опушенными неестественно длинными ресницами. Эйвери не знал, что это были последние глаза, которые видели в своей жизни двое банковских служащих. Впрочем, его бы это и не волновало. Он знал лишь то, что первая за несколько лет попытка заговорить с товарищем по несчастью увенчалась успехом.

— Дурацкая привычка. Сам держу их, только чтоб было что предложить.

Эйвери и на самом деле купил полпачки «Бенсона» у Энди Ральфа как раз для такого случая.

В других обстоятельствах Эйвери охотно завершил бы беседу. Он не нуждался ни в компании, ни в разговорах. Но теперь у него была цель, и он должен приложить усилия для ее достижения.

Это и впрямь было усилие. Казалось, впервые в жизни Эйвери напрягал свой мозг с целью изобрести фразу, годную для начала разговора. Чтобы она не казалась подозрительной. Чтобы она не выглядела странной. В конце концов Арнольд Эйвери — ошибка природы, серийный убийца, аутсайдер, не соблюдавший никаких правил, кроме им самим установленных, — поднял лицо к грязным световым люкам, едва пропускающим дневной свет, и выдавил:

— Кошмарная погода.

Эллис изогнул бровь, не зная даже, как отреагировать на подобное заявление.

— Для тех, кто снаружи. — Эйвери натужно улыбнулся.

По счастью, Эллис это проглотил — он фыркнул в ответ:

— Повезло нам, что мы здесь.

Эйвери еще немножко поулыбался, давая Эллису понять, что оценил шутку. Ну и дебил.

Эллис был новеньким. Он мог знать, что делать с отпечатком ключа. Мог и не знать. Но ведь мог и знать…

— Арнольд, — протянул он руку, точно адвокат на конференции.

— Син, — ответил Эллис.

Рука Эйвери почти утонула в огромной лапище. Ощущение ему не понравилось — Эйвери не любил чувствовать себя слабее. Но он заставил себя снова улыбнуться.

— Еда здесь дрянная, — сказал Эллис, предоставляя Эйвери новую информацию.

Информация заключалась в том, что Эллис пробыл здесь недолго (и именно потому заговорил с Эйвери) и вообще не так давно в тюрьме, потому что иначе он знал бы, что еда в тюрьмах дрянная всегда. Сам Эйвери перестал мысленно жаловаться на тюремное питание уже очень давно, и ему казалось странным, что для кого-то это знание — новое, не въевшееся в само их существо, как способность дышать или сексуальные предпочтения.