Она обвилась вокруг этого восхитительного источника, сунула ему в волосы когти изувеченной руки, оттянула голову назад, с каким-то хищным удовольствием наблюдая, как две ровные ранки «плачут» алыми дорожками. Кровь текла по его шее, приостановилась у ключицы. Не задумываясь, не размышляя, Марори прижалась к ней губами, выпивая всю до капли.
— Маааар, - простонал он хрипло, одновременно опуская руку с ее талии и жестко вдавливая пальцы в бедро. – Мар.
Она знала, что должна остановиться. Прямо сейчас выключить голод, затолкать зверя в клетку, из которой так неосмотрительно его выпустила. Но боль разрывала изнутри, и Марори знала – стоит ей уйти, отчаяние с наслаждением вгрызется в ее плоть, впрыснет в тело яд сомнения.
«У Крэйла глаза Темной… Ее кожа, ее волосы. Он не мог не знать совсем ничего».
Она понимала, что плачет: беззвучно и одиноко, наплевав на то, что эрэлим увидит ее слабость. Пускай. Разве не для этого он позвал ее? Разве не потому сейчас прижимает к себе с такой яростью, что так же, как и она, больше не может быть одиноким?
Марроу мягко, но настойчиво, перевернул ее на спину и долго-долго рассматривал ее заплаканное лицо, окровавленные губы.
— Если бы я знал, что ты так глубоко застрянешь во мне, то целился бы наверняка, - сказал он шепотом.
— Уверен, что сейчас уже поздно пристрелить дра’морскую занозу?
— С тобой ни в чем невозможно быть уверенным. Разве только в том, что ты несешь феерическую чушь, когда нервничаешь.
— Ты-то спокоен? – Она положила руку ему на грудь, чувствуя, как его скачущее сердце колотиться в чувствительную кожу ладони.
— Как я могу быть спокоен в постели с девушкой, которую люблю и которую хочу?
Марори была уверена, что просто рассмеется ему в лицо, но вместо смеха из груди вырвался тихий вздох.
— Не убьешь же ты меня, в конце концов, - внезапно серьезно сказал эрэлим.
С какой-то безумной обреченностью он резко перекатился на бок и развернул «добычу» спиной к себе. Обнял так крепко, что Марори едва могла дышать. Одна его рука опустилась ей на живот, другая поднялась к ее шее. Большим пальцем он поглаживал ее артерию, выуживая из Марори низкие гортанные звуки.
Она знала, что должна уйти. Что не может дать ему ничего, кроме новой порции боли. Но правда была в том, что она боялась одиночества и тех кошмаров, которые поджидали в его темных закоулках. Боялась, что стоит мыслям отвлечься от горячей ладони Марроу у себя внизу живота, – как в них сразу появится Крэйл с глазами и волосами цвета Тринадцатой Темной.
Марроу заставил ее запрокинуть голову, прижался губами к ее шее.
— Если бы я хоть на секунду поверил, что могу вырвать из тебя мысли о шанатаре, – я бы не сдерживался, нильфешни. Потому что в любви каждый сам за себя. И потому что я не могу быть великодушным, понимающим эрэлимом, когда все, о чем я могу думать, – ты, ты и ты.
Он опустил пальцы ниже, на долю секунды замешкался – и нырнул под одежду. Марори снова дернулась, сжала колени. Стыд обрушился на нее ледяным душем. Но, стоило эрэлиму прикусить кожу у нее на шее и одновременно погладить внутреннюю сторону обнаженного бедра, – как ее тело бесстыже отозвалось на ласку.
— Не надо, - попыталась сопротивляться она. Что за безумие? Они не могут этого делать по множеству причин.
— Помолчи, нильфешни, пока я окончательно не слетел с катушек. Считай, что я угощаю тебя конфетами.
— Ты – больной, - выдохнула она, зажмуриваясь.
— А ты пробуешь это в первый раз и знаешь, что уже не сможешь остановиться.
Марори собиралась сказать какую-то колкость, найти то единственное слово, которое разрушит эту странную слабость – а вместо этого развела колени, позволяя его пальцам свести себя с ума.
Секунда, вторая, третья. Она дрожала, как струна. В какой-то момент, когда тело предало ее, Марроу прикрыл ее рот ладонью и хрипло рассеялся, когда Марори яростно вонзила в нее зубы.
— Хватит держать себя на поводке, нильфешни. Это не измена, это просто физиология.
Его горячее дыхание растеклось по ее шее, тело напряглось, а перед глазами вспыхнули фейерверки. Искры обжигающей сладости поднялись вверх по животу, свили гнездо в груди и перевернули ее мир с ног на голову.
Она так сильно вцепилась в ладонь эрэлима, что рот снова наполнился его кровью.
Она пила его, жадно наполняя себя новыми ощущениями.
— Мааааар… - нараспев растягивал ее имя эрэлим.
Марори не знала, сколько времени прошло, прежде чем необычная ноющая нега начала отпускать ее из своего плена. Они так и лежали: она спиной к его груди, в тесном кольце его рук. Их сердца хаотично колотились, резонируя друг другу.
— Ты знал, что так будет? – спросила она, в приступе странной нежности поглаживая его окровавленную ладонь.
— Хочешь правду, нильфешни? Нет, не знал. Собирался просто заморочить тебе голову.
— Почему же не заморочил?