Черный археолог из будущего.

– Садись, Вань, мы уже все обговорили. Анна Тимофеевна, дорогой гость в доме! – вторую фразу атаман прокричал, повернувшись к углу возле печки. Там был проход в другую комнату избы.

Почти сразу оттуда вышла молодая, стройная и красивая брюнетка, супруга грозного атамана. Знавший ее Иван немедля поклонился хозяйке дома. Она его узнала и, улыбнувшись, поклонилась в ответ:

– Здравствуй, Иван, сейчас подам тебе что-нибудь поесть с дороги. Иди, сполосни пока руки.

Иван вздохнул и пошел обратно во двор. Уж если Анна Тимофеевна сказала, что надо мыть руки, стоило немедленно это сделать. Захваченная несколько лет назад в плен молодая черкешенка быстро сама пленила своего хозяина, атамана Татаринова и после крещения стала его женой и истинной хозяйкой в доме.

Пока Иван умывался во дворе – сливала на руки ему рабыня-полонянка, – из дверей избы потянулись старшины. Наскоро вытерев руки, он накинул снятый жупан и подошел к калитке, попрощаться с уходящими. Большинство из них он знал, со многими участвовал в походах. И еще ему хотелось расспросить о попаданце, которого он ожидал увидеть среди совещающихся. Весть, что со здоровьем у Аркадия большие проблемы, его расстроила и взволновала. Он и сам не ожидал, НАСКОЛЬКО будет опечален этим. Характерники решили дать Москалю-Чародею отдых путем погружения его в сон. Одна из ран попаданца загноилась, справиться с этим пока не удавалось. Поэтому известие о татарском нападении на табор Иван пропустил мимо ушей. Отбились без больших потерь, ну и ладно.

С последним гостем, Трясилой, вышел во двор Михаил. Постояли у калитки втроем, покурили, обмениваясь короткими фразами. Сами понимаете, о ком.

– Ну ты, Иван, даешь (пых), – сосредоточившийся вроде бы на дыме из своей трубки Трясило, имевший огромный авторитет и в Сечи, и на Дону, бросил короткий, острый взгляд на Васюринского. – От кого угодно подобных выбрыков ожидал, только не от тебя. Ты сам-то понимаешь, что теперь никогда уже наша жизнь такой, как прежде, не будет?

Иван немного растерялся. А что тут отвечать? Ясное дело, после рассказов Аркадия делать то, что делал бы без знаний, полученных от попаданца, никто не будет. Уж очень страшные вещи довелось услышать. Страшные и обидные. О погибели половины защищаемых тобой людей, о страшном перерождении и гибели царей, на которых, чего скрывать, иногда надеялся. И о предательстве многих храбрых и умных товарищей, с которыми делил один окоп или скамью на чайке. Поэтому Иван ограничился пожатием плеч.

– Да… (пых) у нас, на Дону, вести, что разговаривавшие с ним ребята рассказали, тоже… (пых-пых)

всех, кто их удостоен слышать, в недоумение привели. Рас-ка-за-чи-ва-ние. Беда невообразимая. И служба последним Романовым в… э-э-э… вместо собак сторожевых. Тьфу! Неужели это все правда?

Вопрос был из разряда риторических, Михаил прекрасно знал о многих возможностях характерников вообще и своего друга в частности. Способность определить, правду ли говорит ему человек, была у нескольких характерников. Не говоря уже о возможности подавить волю и заставить говорить правду. Однако Иван посчитал необходимым ответить:

– Михайла, ты же знаешь, что без совершенной уверенности я бы шум поднимать не стал. Побоялся бы опозориться. Мало чего в жизни боюсь, но предстать перед своими казаками легковерным дурнем…

– Но очень…

– Знаю! – перебил друга Иван. – В такое без серьезных доказательств не поверишь. Есть у него такие доказательства. И не одно.

– Да мало ли чего наговорить можно…

Васюринский довольно оскалился:

– Наговорить, говоришь? Это, конечно, (пых) правда. Наговорить много чего можно. И про лошадей говорящих, про собакоголовых людей (пых). А пистолет наговорить можно?

– Что? – атаман, безусловно, понял смысл слова, сказанного куренным, несмотря на непривычную его форму. Но связать с темой беседы не смог. – При чем здесь пистоль?

Ответить Иван не успел. С крыльца раздался призыв:

– Михайло! Иван! Идите вечерять.

Пришлось друзьям прощаться с бывшим гетманом.

– Подождите до завтра, пане гетмане, узнаете еще много интересного. Аркадий умеет удивлять.

А друзья пошли в избу, где Васюринскому предстояло оправдываться. Ведь именно он передал просьбу пяти авторитетнейшим атаманам резко ограничить количество посвященных в историю Аркадия. Следовательно, тому же Татаринову пришлось придумывать срочные задания для нескольких ненадежных атаманов и есаулов. Слишком болтливых, подозреваемых в излишних симпатиях к Москве, чересчур любящих деньги. И начать оправдываться за уничтожение турецкого посольства в Москву. Поступок с трудом укладывался в понятия пиратского братства.

* * *