Черный чемодан

– Поймите, Назаров, я готов поверить, что не вы убивали. Значит есть настоящий убийца. Заявится он к нам – хорошо! А если нет? Кто его будет искать? Какому оперу при таких на вас уликах нужны новые приключения?.. Значит доведем мы вас до суда – и им будет достаточно улик. Отпечатки, кровь на одежде, свидетели вашего бегства… Но при этом вы, Назаров, не сознаетесь. Значит вы – злостный нераскаявшийся преступник. Значит – дать вам надо максимальную меру. Сообразили?

– Сообразил… Но я же не убивал.

– Это детали, Назаров. Надо сознаваться… Найдем с вами линию поведения, разжалобим, смягчим. И получите вы минимум… Вам, Назаров, не все равно же: пять лет сидеть или десять?

Логика была железная и трудно возразить. И Назаров не возражал. Он не мог ни о чем думать. В голове у него крутилась только одна фраза: «Все равно не сознаюсь, не дождешься!» И ему казалось, что среди потока слов следователя Бухонина он слышит непроизнесенный вслух ответ: «Ну и не сознавайся. Мне это не очень и надо».

Почти сразу после первого допроса «Голубь» предложил Назарову написать записку – есть, мол, возможность «натянуть провода», связь с волей установить.

Первая записка ушла успешно, а через несколько дней со второй получилась накладка. Осмелевший Назаров начал писать ее прямо в камере, за столом и в разгар дня. Охранник, вызывавший его на допрос, не только выкрикнул фамилию, а открыл дверь и шагнул в «хату». Назаров с глупым видом вскочил и замер – в правой руке он держал обломок карандаша, а в левой – неоконченное письмо на развернутой коробке от «Примы»…

Этот второй допрос доставил Бухонину истинное наслаждение.

Убийство Вавилова давало некий шанс журналисту, заставляло сомневаться в его вине. Но с запиской все становилось на свои места.

– Так, Назаров, доигрались! Второе убийство на вашей совести. Придется все переквалифицировать. Я на вас целый букетик статей навешаю. Что, опять вы не виноваты? А зачем вы направили человека на квартиру Горюновой? Для визуального осмотра? Нет, вам нужен был шум. Лучше всего убийство тем же способом, что и произошло… Сознавайтесь, Назаров. Кому вы писали? Кто еще входит в вашу банду?

* * *

«Конец! Все сорвалось… Гера меня живым не выпустит. Теперь только скрываться…»

В тот момент, стоя около злополучного теткинского дома Ефим думал только об этом. Полагающиеся к такому случаю мысли о вечном в его голову не приходили.

Еще Уколов понимал, что торчать в этом дворе, где многие его знают, опасно. Но и уйти он не мог. Он ждал выноса чемодана… В самом конце вынесли тетку, а чемодан, должно быть, остался в завалах старухиного барахла.

Он ушел только, когда все успокоилось. Ушел не домой – там его наверняка ждали… Перелистал записную книжку и нашел ту, которая его обязательно примет и о которой почти никто не знает…

Маринка жила в Солнцево. Это только он, Ефим, называл ее так. Для всех остальных она была Марина Алексеевна, ведущий химик в разваливающемся НИИ и сравнительно молодой доктор наук.

Она приехала в Москву из маленького северного городка. За это и за то, что очень упорно грызла гранит науки, получила прозвище Ломоносов. Пробилась в аспирантуру, с блеском защитила кандидатскую, получила высокую должность и маленькую однокомнатную квартирку в Солнцево… Почти полный жизненный успех.

Но к тридцати годам Марина знала о любви лишь понаслышке – романы из школьной программы, парочки на лавочках, поцелуи, виденные на киноэкране… Вот тогда она и встретила Ефима, которому только перевалило за двадцать. Вернее – это он встретил ее.

В свои молодые годы он уже считал себя достаточно опытным в женских делах. Когда от скуки он начал составлять список своих «постельных» связей, то сбился на третьем десятке.

Главное – он научился по первому взгляду безошибочно делить всех особ женского пола на две категории: «даст – не даст». В его списке все были из первой… Разные, от пятнадцати до сорока, но все из одной категории. И с ними ему всегда и все было ясно – что должен говорить он, что ответит она, и когда допустит до тела: через час или через день.

Марина явно была из второй категории, но в этом и был его интерес. Что за удовольствие стрелять по мишеням в упор? Ты попробуй попасть со ста метров! Это интересно, даже если мишень – старая вобла в очках…

Уколов не ошибся. Он побеждал ее почти месяц, но финал был поразительным. Марина сдавалась совершенно ошеломленная происходящим, воспринимая все как второе пришествие…

Разве могли так взволновать те, которые отдавались легко и беззаботно, или те, кто, изображая невинность, кричали: «Нет, нет! Что ты делаешь?» и при этом принимали более удобную и привычную позу.

Но Марина не стала для него единственной. Он приходил к ней по несколько раз в месяц. Почти всегда без предварительного звонка. И она встречала его как мужа, вернувшегося после недельной смены.