Черный Гиппократ

У Нестерова — какой сильный духом он ни был — все похолодело внутри. Он сам теперь таращился в темноту, затаив дыхание. Полный рот слюны набежал…

Но точно — в конце подвала кто-то сел на столе и сидел, подобно сомнамбуле, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону… Кто?.. Может, это Блох не ушел? Финт какой-то выкинул и теперь шутки шутит… А может летаргик проснулся? Случается же в жизни… Говорят, и Гоголя живым похоронили; и аббат Прево, автор знаменитой «Истории кавалера де Грие и Манон Леско», проснулся в тот момент, когда сельский лекарь, сочтя его мертвым, уже вскрыл ему живот…

«Стоп! Это на каком столе?»

Глаза у Владимира от напряжения слезились.

«Это же Вика…»

— Вика?! — тихо позвал он, почти поверив, что услышит ответ.

Но ответа не было. Кто-то сидел на столе и таращился на него, и строил зловещие рожи, и, кажется, чесался…

Владимир протянул руку к включателю. Никто ему не мешает включить на несколько секунд свет…

Кнопка щелкнула; заиграли, зазвенели под потолком люминесцентные лампы. Нестеров зажмурился от яркого света…

Никто на столе не сидел, ничей указательный палец не торчал кверху, не сотрясались мертвые груди. И розовый труп Вики лежал там, где лежал…

Владимир выключил свет и покинул морг. Заливисто зазвенели у него в руках отмычки. Дверь обязательно следовало запереть. И вообще: следовало все оставить так, как было. Потому что придется еще прийти сюда завтра. А сегодня надо было возвращаться, поскольку его в отделении хватились. И ищут серьезно — Блох даже в морг не поленился заглянуть.

Нестеров тоже был человек аккуратный. Вообще среди врачей аккуратные люди — не редкость. Нестеров запер все двери, какие запирались, и стал осторожно подниматься по аварийной лестнице. Он думал о Вике в это время, и он догадывался, почему Вика так поступила. Глупая, глупая!..

Блох и Фаина совещались в ординаторской. Блох был заметно встревожен:

— Куда он мог подеваться? Ума не приложу…

— Ерунда! — успокаивала его Фаина. — Нечего переживать. Это же не узник из тюрьмы сбежал. Сами знаете, время от времени бегут больные. По разным причинам… И нечего придавать этому слишком большое значение, Давид Яковлевич…

Но Блох покачал головой:

— Вы же понимаете, Фаина, что это не совсем обычный больной… Вы понимаете?

— Да что из того! — всплеснула Фаина руками. — Он же не посвящен во все тонкости ситуации… Единственная потеря — почка «ушла». Но ведь можно найти другую!

Блох все хмурился:

— Мне кажется, Фаина, он догадался кое о чем. И потому сбежал. Этот Нестеров с самого начала кажется мне подозрительным. То у него одна клиника, то он вдруг выдает другую… И заметьте, грамотно выдает. Уж не подсадили ли его к нам. И сбежал как ловко!..

— Кто подсадил?

— Органы…

— Какие такие органы? — не поняла Фаина.

— А те, что с золотыми погонами…

Фаина вздрогнула, задумалась:

— Ах, нет, Давид Яковлевич! Скорее уж Перевезенцев…

Блох поморщился:

— Думайте, что говорите, Фаина Сергеевна! По вашему выходит, что Перевезенцеву живот пулями набили специально. Да? Чтобы к нам его… адресно, так сказать, поместить?..

— Да, но Нестерову как-то не к лицу золотые погоны. Как-то не вяжутся они с ним. Живые умные глаза…

Доктор Блох взглянул на нее удивленно:

— Я могу подумать, что вы защищаете его. Может, вы знаете, куда он смылся?..

— Нет, но… — Фаина не успела ответить.

Блох остановил ее жестом; прислушался, повернув голову:

— Что за шум? Слышите?!

Фаина тоже несколько секунд слушала. Потом быстро вышла из ординаторской и решительным шагом направилась в конец коридора — мимо поста и пищеблока. Блох поспешил за ней, а потом и обогнал ее. Шум они слышали все отчетливее. Наконец оба остановились у двери гардероба — этот гардероб одновременно использовался как кладовка. И обычно был заперт. А сейчас дверь оказалась приоткрытой — совсем чуть-чуть.

Чей-то голос из-за двери выводил:

Когда б имел златые горы

и реки полные вина…

Блох резко открыл дверь…

Владимир Нестеров, что называется в «зюзьку» пьяный, сидел в темном дальнем углу гардероба на тюках белья, предназначенного в стирку, и хриплым голосом, страшно перевирая мелодию, тянул:

Отдал бы все за ласки, взоры,Чтоб мной владела ты одна…

От Нестерова за версту разило коньяком. Увидев вошедших, Нестеров расплылся в блаженной улыбке и пытался подняться. Но не так-то просто подняться с тюков белья, не имея хорошей точки опоры. Не удалось Нестерову подняться и с третьей попытки. Поэтому он махнул на свои дерзания рукой и остался сидеть — или точнее полулежать.

— Ах, Фаиночка! — воскликнул Нестеров, прекратив песнь. — Я искал вас. Где вы были?

— Вы искали меня тут? — кивнула Фаина на груду грязного белья.

— Роковая женщина! — пьяно хохотнул Нестеров. — А чем не место для рандеву?

— Ну ты даешь, архитектор! — обронил Блох и улыбнулся, у него как будто от сердца отлегло.