— Могу рассказать я, — с ухмылкой предложил ещё один, не опознанный мной Фантомас. Муж моей крёстной — Давид Акопович Оганесян, он преподает у старших курсов военное дело. Давид Акопович присутствовал на том экзамене. И рассказывал, как Юсупов пытался завалить Барятинского. А тот вместо того, чтобы плакать и умолять об апелляции, зашвырнул его под потолок и подвесил за шиворот к люстре.
Жорж скрипнул зубами. Курсанты захохотали. Юсупова, с его надменным нравом и откровенным заискиванием перед отпрысками знатных родов, в академии недолюбливали.
— Представляю себе эту картину, — проговорила сквозь смех Долгополова. — Жаль, что нельзя повторить на бис.
— Клевета! — объявил Жорж — готовый, кажется, лопнуть от злости. — Подлая клевета!
Неопознанный Фантомас повернулся ко мне.
— Господин Барятинский! Так и было?
Я молча выразительно развёл руками. Дескать — каюсь, грешен. Это вызвало новый взрыв смеха.
— К порядку, господа, — призвал Рабиндранат.
Курсанты «лидера» не слушали. Хохотали.
Я решил, что пора брать ситуацию в свои руки. Негромко, но властно проговорил:
— Тихо! Если, конечно, не хотите, чтобы вас услышали в Летнем дворце.
Помогло. В пристройке наступила тишина. Рабиндранат смотрел на меня с ненавистью — то, что он считал властью, ускользало от него прямо на глазах. Я сделал вид, что не замечаю этого взгляда. Спокойно продолжил:
— Повеселились — хватит. А теперь — что касается протекции государя. Да, он действительно оказал мне честь, уделив особое внимание. Но я не вижу в этом ничего, что помешало бы осуществлению наших планов. Скорее, наоборот — приблизив меня, государь тем самым приблизит к себе человека, чья цель — изменение существующего порядка.
Я сказал это и заметил, как сверкнули глаза Кристины. С самого начала собрания она не произносила ни слова, следила за происходящим молча и безучастно. Промолчала и сейчас, но по выражению лица я понял, что своими словами здорово её задел. Кажется, Кристина не ожидала от меня подобного.
«Странно, — мелькнуло в голове. — Уже в который раз, когда я начинаю думать об этой девушке и её роли во всем происходящем, прихожу к одному и тому же выводу. Временами Кристина выпадает из образа, который пытается играть. И ведёт себя очень странно».
Зато Рабиндранат повёл себя именно так, как подобает ложному лидеру — пытающемуся цепляться за остатки того, что до недавнего времени полагал авторитетом.
— Протекция при поступлении в академию — ещё не равно «приблизил», господин Барятинский, — прошипел он. — Лично я более чем уверен, что император о вас и думать забыл. Да, собственно, чего ещё-то от него ждать? Император не помнит даже о своём собственном… — Тут Рабиндранат осекся и замолчал, как будто едва не выдал какую-то тайну.
— Господин Ива… то есть, наш уважаемый лидер хочет сказать, что протекция императора ещё не означает, что он тебя выделил, Барятинский, — решил поддержать товарища Жорж.
— Я понял, что хочет сказать ваш уважаемый лидер, — кивнул я. — Но, боюсь, мне придётся его разочаровать. Я приглашён в Зимний дворец на бал, который устраивают в честь именин дочери императора. Или это тоже, по-вашему, ничего не значит?
— На бал великой княжны Анны?! — ахнула Долгополова.
Я кивнул. В пристройке наступила гробовая тишина. Курсанты во все глаза смотрели на меня. Только Юсупов открыл было рот. Но я его перебил:
— Прежде, чем ты снова обвинишь меня в клевете — вот доказательство. — Я вытащил из внутреннего кармана кителя письмо великой княжны. Протянул Жоржу. — Ознакомься. И хорошенько подумай перед тем, как снова соберёшься открыть рот. Мне надоело притворяться, что я тебя не узнал. Обещаю, что второй раз обвинение в клевете тебе не прощу. С моим секундантом ты уже знаком, да и место я присмотрел неплохое. Туда уж точно не прибегут ни Белозеров, ни твой дядюшка.
Жорж побледнел и стиснул зубы. Рука, держащая конверт, задрожала от ненависти. Если бы мог — кажется, испепелил бы меня на месте.
— Ах, господа, ну сколько же можно! — всплеснула руками Долгополова. — Не хотите смотреть сами, так передайте письмо нам!
Она ловким движением выхватила конверт из пальцев Юсупова. Курсанты, словно подсолнухи в поле, дружно повернули головы к ней. Долгополова, трепетно оглядев нарядный конверт, вытащила из него письмо. Забормотала:
— Так… Доброго дня, уважаемый… Уведомляю Вас… Искренне надеюсь… И подпись: «Великая княжна Анна Александровна Романова»! — взвизгнула Долгополова. — Господа, Барятинского и впрямь пригласили на бал! В Зимний дворец! — Она смотрела на меня так, будто самое меньшее, что мне предложили — это самому стать императором. — И Надин Барятинскую тоже! — продолжила Долгополова. — О Боже, я сейчас лишусь чувств. — Она откинулась к стене. На какую-то долю секунды. После чего, видимо, решила, что чувств лишится как-нибудь в другой раз, и накинулась на меня: — Надин уже решила, что она наденет? Нужно ведь ещё продумать причёску, выбрать украшения… А до бала остаётся всего три недели! Боже, какой кошмар…