Черный гусар

Они ушли, а я, вытерев пот со лба и кровь из носа, которую каким-то чудом удерживал дыханием, прислонился к стене и едва не сполз на паркет. Секундный импульс вымотал меня, словно я пробежал три версты. Немного переведя дух, я выпрямился, принял надлежащую позу и принялся размышлять, получилось у меня или нет. Сердце медленно успокаивалось, усталость проходила, да и кровь, к счастью, остановилась быстро.

Похоже, Николай решил посмотреть, как я отреагирую на его внимание. Это была проверка – расскажу я или нет своим друзьям о том, с кем познакомился. Естественно, я промолчал. Думаю, когда цесаревич все узнал, а он узнал, ему подобное понравилось.

К нам в караулку, где мы отдыхали между дежурствами, заглянул вестовой.

– Корнет Соколов вызывается к генерал-майору Рихтеру, – передал он, вытягиваясь во фрунт*.

– Ступайте, корнет, – отпустил меня командир смены капитан Кутепов.

– Что случилось? Где ты успел проштрафиться? – заинтригованные друзья и товарищи засыпали меня градом вопросов.

Я пожал плечами и отправился на встречу с цесаревичем. Во дворце можно было запросто заблудиться, но вестовой показал путь.

Нашу первую беседу иначе как необычной и не назовешь. Время – два часа после полуночи. Место – одна из малых гостиных, где на стенах висят картины, а окна прикрывают тяжелые шторы. В канделябрах горят свечи. Цесаревич сидит на низкой кушетке с гнутыми ножками, я стою напротив. Рихтер, получив разрешение, удалился и прикрыл дверь.

– Михаил Соколов… Я так понимаю, вы из хорошего рода, – цесаревич говорил неторопливо, словно раздумывая. Наверное, он и сам толком не понимал, по каким причинам состоялся наш разговор и что же ему от меня надо. – Мне почему-то кажется, что нам с вами есть о чем побеседовать. С чего желаете начать? Чай? Кофе? Сигару?

Цесаревич вел себя любезно, но мне нельзя терять время. Я не знаю, как долго будет отсутствовать Рихтер. Если генерал состоит в свите, то пользуется доверием, но все же лучше такой разговор начинать наедине.

– Нет, спасибо. А начнем мы с вашей близкой смерти, Ваше Императорское Высочество! – в нас, будущих кавалеристов, буквально вбивали такие слова, как натиск, дерзость, смелость. Вот я и решился.

– Что? – несмотря на выдержку и безупречное воспитание, он закашлялся и округлил глаза.

– Я кое-что знаю… К сожалению, вы больны! И если прямо сейчас не возьметесь за свое здоровье, скоро умрете от туберкулеза, – наверное, мои слова звучали излишне резко. Известие о собственной смерти, да еще такой неожиданной и близкой, мало кого обрадуют. Такими вещами не шутят, а подобные темы позволено поднимать лишь среди родственников и близких друзей. А мы ими не являлись. Пока не являлись. Но я надеялся, что так будет не всегда.

– О чем вы? Туберкулез? Что это? – взволнованный юноша вскочил на ноги.

– Чахотка, – я только сейчас сообразил, что слова «туберкулез» еще никто не знает.

– Я вас не понимаю! Извольте выражаться яснее! Или лучше закончим наш разговор, – он бросил быстрый взгляд на дверь и я понял, что прямо сейчас меня хотят выставить. Все повисло на очень тонком волоске.

Мне приходилось действовать быстро, не давая ему возможности опомниться. Я был ограничен временем. Да и второго шанса судьба могла и не подарить.

– Я знаю будущее. Вы серьезно больны, Николай. Пожалуйста, поверьте мне, я не желаю вам вреда, но хочу лишь помочь. Скажите, в последнее время вы не чувствовали недомогания? Слабости? Кашель?

– Признаться, с осени мое здоровье пошатнулось. Но виной всему наш сырой морской климат, – он ответил не сразу, раздумывая, стоит ли выкинуть меня куда подальше или все же дать выговориться.

– Нет, не климат, – я покачал головой. – Вы должны мне поверить и срочно обратиться к врачу. Время еще есть.

– Через день я отправляюсь в вояж по Европе, – мой напор заставил его задуматься. – Я не могу его отменить.

– Можете. Если вам дорога собственная жизнь.

– Объяснитесь, – приказал он и прошелся по покою, сжимая кулаки. Сомнения в его голосе никуда не делись, и на меня он смотрел странно, как на фантазера или душевнобольного. – Что значит «я знаю будущее»?

И я рассказал. О том времени, в котором прошла моя первая жизнь, и о том, что знал и помнил. Немного, он бы все равно не поверил, но так, чтобы создать определенно впечатление.

Рисковал ли я, открывая карты перед совершенно неизвестным человеком? Безусловно, и весьма сильно. Но рисковал всего лишь тем, что меня могли посчитать душевнобольным и отчислить из Школы, поставив крест на карьере. Значит, прорвемся. К тому же я всерьез рассчитывал на благородство и честность юноши. Подобные слова не являлись пустым звуком в Российской Империи.

– Вы можете сомневаться во мне. Но как только посетите врача, и он подтвердит мои слова, то многое прояснится. А после мы продолжим наш разговор – если вы того захотите, Ваше Императорское Высочество, – закончил я свою речь. К счастью, Рихтер так и не пришел.