— Послушай, а где сейчас наш старшина? — желая перевести разговор на что-то более приятное, спросил я.
— Как где? Здесь! — быстро ответил Шмыгин. — Антон Филимонович, как и тогда в училище, мой прямой начальник. Пожарку я у него выпросил. Командует здешней малой авиацией. И меня при себе держит. Можно сказать, мы с ним как Моцарт и Сальери. И Кобра птичья здесь, — Шмыгин знакомо, как и в училищные годы, рассмеялся. — Теперь вся тундра, даже песцы в наших краях говорят по-английски, — он на секунду замолчал и, грустно улыбнувшись, добавил: — Когда-то самолёт казался мне хрустальной сказкой. Я забрался в него — а там капкан. На мои попытки совместить приятное с полезным он сказал: гоу аут! Жизнь не обманешь. Вот такие дела. Там я тебе, брат, свои последние песни привёз, — кивнув на самолёт, прощаясь, сказал он. — Водила должен забросить, спроси у бортмеханика.
Пожарная машина, пробивая фарами пургу, тронулась с места и через несколько секунд скрылась в снежной круговерти. Скользящая с пригорка позёмка серым полотном, точно половой тряпкой, стёрла следы колёс и потекла себе дальше шлифовать взлётную полосу.
Уже в воздухе, когда мы набрали заданный эшелон, бортмеханик принёс шмыгинские подарки. Новыми песнями Шмыгина оказались два мешка мороженой рыбы.
Капитан летающего сарая
— Какое у тебя звание?
Честно говоря, я не ожидал, что этим вопросом прямо на пороге штурманской комнаты меня встретит мой командир Иннокентий Ватрушкин.
После окончания лётного училища, в новенькой серой лётной форме и белой рубашке, наглаженный и начищенный, я приехал на свой первый вылет.
— Лейтенант, — бодро ответил я, ещё не понимая, к чему этот неуместный в данном случае вопрос.
— Вот что, лейтенант! — Ватрушкин сделал паузу, быстрым глазом оглядел мою форму и строго произнёс: — Если хочешь стать капитаном, больше на вылет не опаздывай!
Я машинально глянул на часы. До вылета в Жигалово, который значился в нашем задании, оставалась ещё уйма времени, целых пятьдесят минут. Тем более что рейс был почтово-грузовым, есть-пить не просил, и жаловаться на задержку с вылетом ни у кого причин не было.
— Это не твоё время, — словно угадав мои мысли, строго произнёс Ватрушкин. — На вылет надо являться за час, а тот, кто хочет стать капитаном, является за два.
Я промолчал. Хотя Ватрушкину ещё не было и пятидесяти, но он уже был знаменит, про него говорили, что он знал самого маршала Иосипа Броз Тито. Друзья сказали: мне повезло, что посадили летать с таким опытным командиром.
Ватрушкин был одним из немногих, кто пришёл в авиацию ещё во время войны, пятнадцатилетним мальчишкой. Был мотористом, потом переучился и стал лётчиком. Говорили, что во время войны бывал в Италии, в той самой авиационной части, которая спасла Тито, когда его штаб в Югославии обложил немецкий спецназ.
Были у Ватрушкина взлёты, когда он командовал авиаотрядом в Киренске, были и падения, и тогда ему приходилось начинать свою лётную жизнь как бы с нуля. Впрочем, начальство, уважая его боевое прошлое, с пониманием смотрело на его очевидные слабости; например, всем была известна его склонность к послеполётным фронтовым, как он выражался, ста граммам. Для острастки иногда ему всё же грозили пальцем: мол, смотри, Михалыч, делаем последнее предупреждение. Но где найдёшь такого лётчика? Такие на дороге не валяются.
Ватрушкин был лётчиком от Бога, и ему доверяли самые трудные задания. Он летал на аэрофотосъёмки, садился там, где не только приземляться, но и ходить-то было опасно. Он знал все пригодные и непригодные площадки, доставлял туда врачей, вывозил больных и не считал свою работу особенной.
— Нам сказали — мы слетали, нам бы стопочку подали, — посмеиваясь, говорил он, вернувшись из очередного полёта.
К нему в экипаж меня направили после того, когда его очередной второй пилот Коля Мамушкин на оперативной точке прогулял с местной красавицей всю ночь, а утром пришёл на вылет, как было написано в медицинском протоколе, с остаточными явлениями алкоголя. Наказание последовало незамедлительно, Мамушкина было предложено уволить. Чтобы спасти его, Ватрушкин, предложил на полгода отправить Мамушкина на одну из открывшихся посадочных площадок на север области. Лётное начальство пошло ему навстречу, Мамушкина вначале отправили в Карам, а затем перевели в Ченгилей.
Сделав мне втык, Ватрушкин тут же приказал лететь на грузовой склад и получить почту, а если подвернётся, то и попутный груз.
— Чтоб через двадцать минут всё было в самолёте! — добавил он
На складе нашу почту ещё никто не загружал. И, судя по всему, не собирался этого делать. Грузчики принимали московский рейс.
— Людей у меня нет, — развёл руками начальник грузового склада. — Если хочешь вылететь вовремя, грузи сам. Кстати, а вот и ваша сопровождающая.
Он показал на светловолосую девчушку, которая упаковывала парашютную сумку. На ней была синяя, колоколом, юбка, и, глядя, как она приседает, мне показалось, что она похожа на подпрыгивающий шарик.