Черный карлик

— однако, я полагаю, это даже к лучшему. Так или иначе, мы не сможем теперь отступить от намеченного пути. Только один человек (он устремил взгляд на Рэтклифа) отказался поддержать тост, но к этому мы еще вернемся позже.

Поднявшись, он обратился к собравшимся с горячей речью, обличавшей правительство и его мероприятия; в особенности он обрушился на договор об унии с Англией, который, по его утверждению, лишил Шотландию независимости, свободы торговли и чести, опутал ее цепями рабства и бросил к ногам соперника, против посягательств которого она в течение стольких лет с честью защищала свои права, преодолевая огромные опасности и проливая реки крови.

Вопрос был жгучий, и он нашел живой отклик у всех присутствующих.

— Наша торговля пришла в полный упадок, — отозвался с другого края стола старый Джон Рукасл, джедбергский контрабандист.

— В сельском хозяйстве застой, — сказал лэрд Впоукен-Герт-Флоу, на землях которого с сотворения мира не росло ничего, кроме вереска и черники.

— Каленым железом выжигают нашу веру, — сказал прыщеватый пастор епископального молитвенного дома в Кирк-Уистле.

— Чего доброго, скоро мы не посмеем ни подстрелить оленя, ни поцеловать девушку без разрешения совета старейшин или церковного казначея, — заметил Маршал-Уэллс.

— Ни распить четверть бренди морозным утром без разрешения акцизного, — подхватил контрабандист.

— Ни выехать в горы темной ночью, — воскликнул Уэстбернфлет, — не спросив разрешения у молодого Эрнсклифа или у мирового судьи, пляшущего под дудку англичан! Ведь были же золотые денечки на границе, когда ни миром, ни правосудием там и не пахло!

— Вспомним, сколько зла нам причинили в Дарьене и Гленко, — продолжал Эллисло, — и возьмемся за оружие, дабы защитить наши права, наше состояние, нашу жизнь и наши семьи.

— Отстоим истинно епископальное посвящение в духовный сан, без коего немыслимо законное духовенство, — добавил священнослужитель.

— Положим конец пиратским налетам Грина и других английских грабителей на наши суда, ведущие торговлю с Индией, — сказал Уильям Уиллисон, бессменный шкипер и один из совладельцев брига, ежегодно совершавшего четыре рейса между Кокпулом и Уайтхэвеном.

— Помните об исконных свободах! — вставил Маршал. Ему, казалось, доставляло удовольствие подогревать энтузиазм, который он сам вызвал; он напоминал озорного мальчишку, который, открыв шлюз в мельничной плотине, наслаждается грохотом приведенных им в движение колес и ни на минуту не задумывается о несчастьях, которые это может вызвать.

— Помните о свободах! — повторил он. — К черту гнет, поземельный налог, пресвитерианских попов и память о старом Уилли, которому мы обязаны всем этим!

— Будь проклят акцизник! — вторил ему старый Джон Рукасл. — Я зарублю его своей собственной рукой!

— Долой судью и констебля, — снова заговорил Уэстбернфлет. — Я сегодня же всажу в каждого из них по пуле!

— Итак, — сказал Эллисло, — все согласны с тем, что мириться долее с существующими порядками нельзя.

— Согласны, все до одного! — отвечали гости.

— Не совсем так, — сказал мистер Рэтклиф, — ибо, не надеясь утихомирить столь бурные страсти, я, тем не менее, позволю себе заметить, если мнение одного из присутствующих что-нибудь значит, что согласен далеко не со всеми жалобами на существующие порядки и решительно протестую против безумных мер, с помощью которых вы предлагаете их исправить. Мне кажется, что многое было высказано здесь сгоряча или, может быть, ради шутки. Однако есть такие шутки, которые близки к правде; и вы не должны забывать, джентльмены, что стены имеют уши.

— У стен могут быть уши, — возразил Эллисло, взирая на Рэтклифа со злобным и торжествующим видом, — но некий домашний шпион, мистер Рэтклиф, скоро лишится своих ушей, если посмеет оставаться долее в семье, которой он непрошено навязал себя, где он вел себя нахально и самонадеянно и откуда его выставят, как опозорившегося мошенника, если только он сам не уберется восвояси.

— Мистер Вир, — возразил Рэтклиф со спокойным презрением, — я вполне отдаю себе отчет в том, что с того самого момента, когда мое присутствие станет ненужным для вас, — а это неизбежно в связи с тем рискованным предприятием, на которое вы пускаетесь, — мое дальнейшее пребывание здесь станет небезопасным, поскольку вы и раньше едва терпели меня. Но одно определенное обстоятельство послужит мне защитой, — и довольно надежной, — ибо вы, безусловно, не захотите, чтобы я рассказал этим джентльменам и людям чести о тех исключительных обстоятельствах, которые в прошлом связали мою судьбу с вашей. В остальном я только рад, что наши отношения кончились. Я полагаю также, что мистер Маршал и другие джентльмены гарантируют неприкосновенность моих ушей, а главное горла (опасаться за него у меня больше оснований) в течение этой ночи. Я уеду из замка не раньше завтрашнего утра.