– Да… – протянул Новиков. – Дела… Последний раз мы виделись года четыре назад. Я еще жил на той квартире. Женя позвонил мне и Сереже Белодубровскому и предложил встретиться. Мы пошли в кафе на Разъезжей, посидели, вспомнили армейские годы. Выпили, конечно… – Новиков вновь посмотрел на полупустую бутылку, стоявшую перед ним на столе. – Вы позволите?
Ларин молча кивнул. Новиков наполнил стопку и, опустошив ее, откусил кусок хлеба.
– Знаете, – сказал он, – а ведь Женя говорил тогда, что у него есть предчувствие, будто мы видимся последний раз. Правда, говорил он об этом невзначай, словно шутя. Но, как видите, так все и получилось…
– Сергея Белодубровского вы тоже с тех пор не видели? – спросил Волков.
– Не видел. Уже тогда в кафе он сказал, что собирается уехать за границу, в Германию.
– Кем он работал?
– Что-то связанное с компьютерными программами. – Новиков горько усмехнулся. – Видите, все мои сослуживцы вышли в люди, один я болтаюсь, как дерьмо в проруби. – Он обвел взглядом комнату и достал из пачки сигарету. – Но почему вы решили обратиться ко мне? Может быть, вы в чем-то меня подозреваете?
– Нет, Александр Петрович, мы вас не подозреваем, – сказал Ларин.
– Почему же пришли сюда?
– Видите ли, незадолго до смерти Рыжова было совершено еще одно убийство, которое мы тоже расследуем и которое, возможно, имеет отношение к последнему преступлению, – сказал Волков.
– Кто же был убит на сей раз? – поинтересовался Новиков.
– Александр Прокофьевич Белодубровский, родной дедушка вашего бывшего сослуживца.
– Он тоже был ограблен?
– Нет, его обнаружили на скамейке на площади Островского с заточкой в сердце.
– Дела…
– Вы были знакомы с дедом Сергея?
– Никогда его не видел.
– Он несколько лет назад вышел на пенсию, – сказал Ларин. – Жил в коммунальной квартире, любил поиграть в шахматы в сквере, в котором его и обнаружили.
– В шахматы, говорите?
– Да, а что?
– Так, ничего, – улыбнулся Новиков, – просто у меня с этой игрой связано много воспоминаний. И не только у меня. Я научился играть в армии и наигрался в них на всю оставшуюся жизнь.
– Что вы имеете в виду?
Выпитая водка расслабляюще действовала на Новикова. Манеры его становились развязнее, голос звучал нетвердо.
– У нас на зоне, – сказал он, – был начальник Михал Михалыч Короленко. Он когда-то в юности стал кандидатом в мастера спорта по шахматам, правда, дальше кандидата ему пойти не удалось, но, я вам скажу, Михал Михалыч на этих шахматах помешался.
– Интересно… – произнес Ларин. – Не часто начальники зоны увлекаются шахматами.
Новиков махнул рукой:
– Ладно бы наш Короленко сам с собой играл, а то он всю зону играть заставлял.
Ларин достал сигарету и закурил.
– Это как у нас в правительстве, только Ельцин в теннис начал играть, все его подчиненные к ракеткам потянулись, – сказал капитан.
– Скоро вслед за Путиным потянутся на татами, – заметил Волков.
– Значит, на зоне все играли в шахматы? – продолжил тему Ларин.
– Да, – кивнул Новиков.
– Как это выглядело?
Бывший охранник задумался.
– Короленко любил повторять, – сказал он, – «Вся наша жизнь есть большая шахматная партия».
– Философ ваш начальник, – заметил Волков.
– Дай Бог ему здоровья, интересный человек, – мечтательно произнес Новиков, – до сих пор, наверное, в Воркуте новобранцев шахматам обучает.
– Представляю себе, – сказал Ларин. – Кто не желает учиться – марш по плацу маршировать или сортиры драить.
– Ну зачем вы так, – возразил Новиков. – Шахматы еще никому в жизни не помешали. В этой игре заложена древняя мудрость…
– Итак, вы научились там играть, – сказал Ларин.
– Да. Все, кто не умел, научились. И еще как! – Новиков вновь наполнил стопку. – Ваше здоровье.
Оперативникам не понравилось панибратство, появившееся в голосе собеседника.
– Вы играли между собой? – строго спросил Ларин.
– И между собой, и с заключенными.
– Устраивали турниры?
– Да, у нас были целые чемпионаты со сложной системой выхода в финал.
– Любопытно… – сказал Волков.
– В тюремной библиотеке было полно литературы по шахматам, кроме того, к нам приходил журнал «Е 2 – Е 4».
– Интернета не было? – поинтересовался Ларин.
– Про Интернет мы тогда еще ничего не знали. А вот стенгазета была. Ее один парень из Ростова выпускал. Он сам – художник недоучившийся, его из Академии художеств отчислили. Так я вам скажу, он такую стенгазету выпускал – залюбуешься! Называлась «Боевая ничья». А еще к нам лекторы приезжали из Общества знаний, о теории шахмат рассказывали.
– Просто идиллия, – заметил Ларин.
– Не то слово! Я до армии ничего о шахматах не знал, зато теперь мне и с гроссмейстером за одну доску сесть не стыдно!
Новиков увлекся воспоминаниями о боевой юности, глаза его заблестели, на лбу выступил пот.