Черный лебедь

Штольцев едва не подавился куском мяса, который снял с шампура для пробы. «Ансамбль песни и пляски», — констатировал он, даже не пытаясь понять, что творилось у него в мозгах. «Маятники», «хлопушки» и «присядки», выделываемые собственными мыслями, всерьез его обеспокоили. Они сменяли друг друга, не давая владельцу головы толком зацепиться хоть за одну. Первая — ликующая — «благодаря этой причине — они здесь». Другая — тревожная — «ведь проблема-то должна решиться». Третья — «это не в его компетенции». Четвертая — «Кирюша — 1:0 — мы выигрываем». Пятая — «почему он так разволновался». Шестая — «их отношения укрепляются». …Седьмая — «это невозможно». Сколько их еще бы пронеслось, если бы не необходимость ответить.

— Конечно.

— Я танцую в кордебалете. Чтоб вы понимали — это безликие рабочие лошадки, создающие всю красоту, зрелищность балета. С отточенной техникой, неимоверными затратами энергии и желанием когда-нибудь стать примой. Потому что прима — это известность, успех. Как из семнадцатого лебедя в третьем ряду попасть в солистки? Данные примерно у всех одинаковы. Ну, если не брать звезд. И, к сожалению, как во многих видах искусства — не последнюю роль играют связи, протекция. В театре, в котором я служу, …служила, наверно уже, прима — …, — Анна замялась неловко, подбирая слово, — подруга Винченцо Козадио, известного мафиози. Из всех нас Лючия меньше всего создана была для этого. Прима — это образ, эталон. А она чрезвычайно капризна, взбалмошна. И всем приходится мириться с этим. Кирилл хотел, чтобы я перешла в другой театр и там похлопотать за меня, сделать звездой. Я отказалась. Я считаю это неприемлемым, — девушка гордо вздернула подбородок.

И опять Глеб увидел упрямую, волевую Анну, которая его поразила при встрече. Он залюбовался. Как же хороша она была, наверно, в танце! И, несомненно, в роли солистки.

— Самое интересное началось, когда начали работать над «Лебединым озером». Одетту — Одилию — Белого и Черного лебедя — традиционно танцует одна артистка, чтобы понятно было, как принц мог их перепутать. Но Черный лебедь крутит тридцать два раза фуэте. А наша прима этого не могла сделать, и постановка катастрофически теряла поклонников. И вот режиссер, сделав тридцать три китайских поклона, убедил Лючию отдать вторую роль мне. Тем более, что мы с ней слегка похожи. Я репетировала чуть ли не до потери сознания.

И настал судьбоносный день. В кордебалете я уже не участвовала, первое действие наблюдала из-за кулис. И вот я должна была одеться для партии. Лючия, изрядно позлопыхательствовав, согласилась делить свою «звездную» гримерку со мной. Захожу туда — там висело платье для меня. И застаю там «адъютанта» Козадио, который буквально отпрыгнул от моего наряда. Такая улыбчивая гиена. Он выносил корзины с цветами на сцену для Лючии. Однако в гримерку доступ был ему закрыт.

…— Что вы здесь делаете? — спросила я.

— О, я пробрался тихонько, чтобы никто не видел. Моя младшая сестра твердо решила стать балериной. И на удачу попросила вытащить перышко из пачки примы. А вы, синьорита, знаете, что счастье сестры для брата важней его собственного, — начал тараторить он. — Вы, пожалуйста, никому не говорите, что меня видели. Мало ли чего могут подумать?!

— А почему вы тогда без пера?

«Гиена» слегка смешался, но тут же нашелся:

— Ну, вы застали меня на месте преступления, — с деланным смешком ответил он. — Теперь уже поздно, волшебства не будет — нужно было перо выдергивать, чтоб этого никто не видел.

И чуть ли не пятясь, он выскочил в коридор. Я, уже наученная горьким опытом, насторожено отношусь ко всему странному. Пуанты, после того, как мне подложили сломанное лезвие, всегда ношу с собой. Поэтому и платье я решила осмотреть. Меня не прельщали лавры Кшесинской, которая эпатировала публику, станцевав с обнаженной грудью после того, как оборвалась лямка.

Штольцев, до того предельно внимательно слушавший Анну, едва не утерял нить повествования, только представив эту соблазнительную картину. Сглотнув слюну, он улетел в мечтаниях в театр и, словно наяву, увидел эту невозможно красивую девушку, танцующую только для него. Рвется лямка …и…

— Глеб Платоныч?! — Анна вопросительно вскинула на него взгляд.

Наверно, на лице сурового сыщика остался отпечаток от только что совершенного полета фантазии, так что девушка, несколько дней не решавшаяся рассказать о своей проблеме, сейчас даже не обиделась на невнимательность. Она лукаво усмехнулась. Штольцев, пытаясь скрыть свой конфуз, глубокомысленно посмотрел на Анну.

— Я пытался предугадать, что случилось с вашим платьем.

«Ну-да! Ну-да!», — некстати включился в диалог внутренний голос.

— Я осмотрела лиф и нашла иголку, — продолжила Анна. — Артисты достаточно суеверны. И не смейтесь, пожалуйста, я тоже. Я подумала, что таким образом на меня хотели навести порчу. Мне сразу пришло в голову, что это Лючия нажаловалась своему покровителю, который собаку съел в деле устранения неугодных людей. Она ненавидит меня.