Неоднократно проводимый анализ событий 1929 года показывает, что кризис произошел как раз в тот момент, когда ФРС начала ужесточение денежной политики. Но в условиях постоянного снижения ставки в качестве детонатора дефляционного шока может выступить и прекращение смягчения денежной политики — просто в связи с исчерпанием соответствующих механизмов. Так что если в январе ФРС еще раз снизит ставку, в чем на сегодня нет никаких сомнений, то временной горизонт текущей финансовой политики будет составлять где-то конец 2009 года, если только элита «западного» проекта не предъявит что-то очень основательное и радикальное. Что, впрочем, все равно будет означать слом тенденции последних десятилетий.
А вот второе обстоятельство более интересное. Сценарий 1929 года, под который, как мы предполагаем выше, заточена политика элиты «западного» проекта, в принципе не может быть повторен в нынешних условиях. Проблема в том, что, в отличие от Америки 20-х годов прошлого века, современная экономика США страдает не от циклического монетарного кризиса, а от кризиса структурного. Суть этого кризиса состоит в том, что довольно значительная доля американской экономики существует исключительно за счет внеэкономического перераспределения ресурсов. Механизм этого перераспределения построен на эмиссии доллара (аналогичный по содержанию механизм в СССР был основан на централизованном перераспределении), и дефляционный шок его неминуемо разрушит.
Разумеется, собственно эмиссию после начала острой стадии кризиса можно будет и продолжить, хотя это существенно ослабит его (кризиса) оздоровительный эффект для экономики, и, главное, резко затруднит взаимодействие в рамках «Атлантического единства». Кроме того, в связи с резким падением экономики вообще, а ее финансовой части особенно, относительная доля эмиссии по отношению к текущим финансовым потокам для поддержания отраслей, составляющих десятки процентов от нынешней величины ВВП США, должна резко возрасти, что резко усилит ее негативное влияние.
Анализ, сделанный автором настоящего текста в начале 2000-х годов по статистическим данным конца 90-х, показал, что та доля американской экономики, которая практически полностью находится на «дотационной эмиссии», на тот момент составляла где-то 12–15 % от ВВП. С учетом эффекта мультипликации, связанного с межотраслевыми потоками, долю, которая критическим образом зависит от эмиссионного дохода, нужно увеличить еще на 15–20 %. За прошедшие годы с учетом увеличения масштаба эмиссии и роста экономики США, этот объем должен был еще более вырасти.
Иными словами, расчеты депрессионного спада ВВП, на которых, судя по всему, основаны сценарные расчеты элиты «западного» проекта, должны быть существенно дополнены. В исходном варианте этого сценария должно произойти примерно 50-процентное падение ВВП США, растянутое на несколько лет после дефляционного шока, причем на фоне аналогичного и даже (у некоторых нынешних мировых экономических лидеров) более сильного спада. В реальности же к нему должно добавиться как минимум 30-процентное и практически мгновенно наступившее (до года) после дефляционного шока структурное сжатие экономики.
Такое существенное изменение делает позитивный (для «западного» проекта) эффект от этого сценария практически неосуществимым. Более того, такое масштабное отклонение от базового варианта резко ослабляет США по отношению к их основным геополитическим конкурентам, прежде всего к Китаю, и, скорее всего, делает невозможной операцию по консолидации базовой проектной территории в рамках «атлантического» проекта. Впрочем, эти рассуждения уже выходят за рамки годового прогноза.
В заключение остается сделать одно важное замечание. Описанная выше ошибка в реальном развитии сценария дефляционной части кризиса (гипотетическая, разумеется), возможна по той причине, что собственно расчетами, оценками и моделированием занимаются не сами представители элиты, а специально подготовленные для этого люди — экономисты и финансовые аналитики. Однако их на протяжении как минимум двух поколений готовили в рамках системы, в которой доминируют монетарные представления об экономике, из-за чего структурные факторы в их видении явно уходят на второй план, с чем неоднократно сталкивался автор настоящего прогноза, по всей видимости, первым объяснившим структурные причины нынешнего кризиса мировой экономики.
В то же время часть «западной» элиты, а также другие элитные группы, в «западный» проект не входящие, могут и понимать (возможно, путем внеэкономических методов анализа), что описанные выше планы обречены на провал, а XXI век будет веком сложного взаимодействия нескольких центров сил. И в такой ситуации главная задача большинства игроков, претендующих на свое место в рамках этой геополитической игры, — не допустить, чтобы один из них на начальной стадии не получил слишком большой ресурс. Иными словами, нельзя допустить, чтобы по итогам острой стадии кризиса кто-то из участников геополитической схватки оказался намного сильнее других.