Черный лед

– Ох, не спрашивай. Я, во всяком случае, осталась без обеда – проторчала на рабочем месте ровно пять часов.

Босху не терпелось услышать рассказ о вскрытии, но он не мог сразу спросить обо всем, что его интересовало. Следовало: изловчиться и сделать так, чтобы Терезе самой захотелось все рассказать.

– Как прошло Рождество? Не помирилась с мужем?

– Нет, конечно. Ничего из этой затеи не вышло и, наверное, уже не выйдет. Он и раньше не выносил мою работу, а теперь, когда муж узнал, что я могу стать начальником лаборатории, патологоанатомия стала ему вдвойне отвратительна. Мой благоверный укатил накануне Рождества, и я встречала праздник одна. Кстати, как раз сегодня я собиралась позвонить моей адвокатессе и попросить, чтобы возобновила сбор материалов к бракоразводному процессу, но закрутилась и позабыла.

– Надо было позвонить мне. Я встречал Рождество с койотом.

– А-а, так Тимидо еще держится поблизости?

– Он редко подходит совсем уж близко, но в Рождество подошел. Думаю, его вспугнул пожар, начавшийся прямо напротив моей хижины, по другую сторону дороги.

– Да, я читала об этом. Тебе очень повезло, Гарри.

Босх кивнул. Их с Терезой отношения длились уже несколько месяцев и носили характер крайне нерегулярный, но зато каждая встреча непременно озарялась искрой душевной близости, которая вспыхивает лишь при общении двух старых друзей. Несмотря на это, оба отдавали себе отчет, что фундамент их связи – чисто физическое, а не эмоциональное влечение. Это вполне устраивало и Босха, и Терезу. Несколько месяцев назад она рассталась с мужем, профессором медицинского колледжа при Лос-Анджелесском университете, – это, очевидно, и побудило ее подыскать новый объект и направить на него избыток нежных чувств. Вместе с тем Босх отлично понимал, что этот эпизод не будет ни главным в жизни Терезы, ни слишком продолжительным. Их редкие вечера вдвоем, между которыми проходили и дни, и недели, начинались спонтанно, как говорится, на пустом месте, и всегда по инициативе Терезы, чему Гарри лишь молча радовался.

Он внимательно следил за тем, как Тереза наклоняется, чтобы подуть на ложку горячего супа, прежде чем отправить в рот. В тарелке плавали оранжевые кружки моркови. Вьющиеся каштановые волосы Терезы кольцами ложились ей на плечи, и, склоняясь над очередной ложкой супа, она придерживала самые длинные пряди рукой. Кожа Терезы от природы была очень смуглой, а лицо имело необычную эллиптическую форму, которую выгодно подчеркивали высокие скулы. Полные губы она покрасила ярко-алой помадой, а на щеки положила тончайший слой нежно-персиковых румян. На вид Терезе было около тридцати пяти, но Босх ни разу не спрашивал, так ли это. Он также заметил, что ее ногти без маникюра и коротко острижены. Неудивительно, поскольку Тереза работала в тонких резиновых перчатках.

Потягивая из тяжелой кружки тягучее крепкое пиво, Гарри думал, намерена ли Тереза возобновить их странный роман или действительно встретилась с ним, желая рассказать что-то значительное и важное о смерти шестьдесят седьмого «Хуана».

– Сейчас мне нужна компания для встречи Нового года, – продолжила свою мысль Тереза, ненадолго отрываясь от супа. – На что ты так уставился, Гарри?

– Просто любуюсь. Если тебе не с кем встретить Новый год, я с удовольствием составлю тебе компанию. Кстати, в газете я прочел, что в «Каталине» будет выступать Фрэнк Морган.

– Кто это такой и что он исполняет?

– Увидишь. Впрочем, уверен: тебе понравится.

– Прости, я задала дурацкий вопрос. Если этот Фрэнк Морган нравится тебе, то голову даю на отсечение, что он играет на саксофоне.

Босх улыбнулся, но больше себе, чем ей. Ему сразу стало легче от того, что и он нашел с кем встретить праздник. Одиночество в канун Нового года страшило Гарри больше, чем одинокое Рождество, одинокий День благодарения и тому подобное. Новогодняя ночь как будто специально создана для джаза, вот только в такую ночь звук саксофона разрывает одинокую душу.

Тереза улыбнулась ему в ответ.

– Ты бываешь совершенно неотразим, Гарри, когда дело касается одиноких женщин.

Босх вспомнил Сильвию Мур и то, как печальная улыбка трогала ее губы.

– Итак, – заторопилась Тереза, заметив, что Босх отвлекся. – Уверена, тебе не терпится узнать о бабочках, очутившихся внутри этого бедняги латиноса.

– Может, лучше сначала доесть суп?

– Ничего страшного, меня это не смущает. Скорее наоборот: когда целый день режешь и пилишь трупы, под конец начинаешь чувствовать волчий аппетит.

В глазах Терезы запрыгали озорные искры. Она частенько так высказывалась, словно дразня его. Этим Тереза как бы говорила: «Попробуй только не любить то, чем я зарабатываю себе на жизнь!» Кроме того, она еще не совсем остыла к своему мужу; как бы Тереза ни горячилась, утверждая обратное, Босх не сомневался в этом.

– Ну что ж, надеюсь ты не будешь очень скучать по скальпелям и пиле, когда тебя сделают постоянным боссом. Впрочем, тогда ты сможешь кромсать бюджет лаборатории.