Черный осьминог<br />Авантюрный роман из эпохи гражданской войны<br />(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том XV)

— Ну, а когда ты поднялся наверх, что ты увидел? Как вел себя часовой, что он делал, что говорил? Не был ли он взволнован, смущен? Не обращался ли он к тебе с какими-либо вопросами?

— Часовой был весел, я с ним немного поговорил, спросил о твоем здоровье. Впрочем, о том, что часовой чувствовал себя хорошо, свидетельствует тот факт, что он, ты это, наверное, слышал и сам, потихоньку про себя напевал.

— Ну, так в чем же дело? Ведь ты же понимаешь, наконец, что должен быть выход из этого чертова круга! Ведь не дьявол же гуляет в помещении ГЧК! Ведь это, непонятное на первый взгляд, убийство должно иметь самую реальную разгадку!

— Не спеши, все будет расследовано. Пойдем и осмотрим дальние комнаты верхнего этажа, в которых работают твои следователи.

Александровский и Находцев, захватив по дороге Кудрина, прошли почти весь следственный коридор — всюду было вполне спокойно. Оставался кабинет начальника секретно-операционной части.

— Зайдем-ка к нему, — сказал Находцев, — он парень бывалый — может быть, что-нибудь посоветует.

Когда они вошли в комнату, то заметили, что Митин, склонившись низко над столом и положив голову на руки, как бы дремал.

— Товарищ Митин, — окликнул Александровский.

Молчание.

Обошел кругом и потряс спящего за плечи. Голова Митина неловко качнулась, откинувшись назад, туловище начало сползать со стула, и подошедшие увидели, что и он задушен теми же звериными лапами. Та же гримаса ужаса на лице.

На столе все было в порядке. Окна были заперты.

И снова несколько черных волосков на шее убитого.

Глава XXX. В СТАНЕ КОЛЕСНИКОВА

В семь часов утра на другой день Александровский, Находцев, три сотрудника, секретари отдела и два военных следователя сидели уже в вагоне, который поскрипывал и, вздрагивая, продвигался черепашьим шагом в сторону Заречного, куда и прибыл через сутки.

Только что они вылезли из вагона, как к ним подошел молодой парень в кожанке с кобурой револьвера на боку.

— Товарищ Александровский?

— А вы кто?

— Я начальник разведки отряда, стоящего в Заречном. Мне было приказано товарищем Захаровым выехать вам навстречу. Вот мой мандат.

— Сколько у вас людей?

— Двенадцать человек.

— Где они?

— Здесь, на станции.

— Ну, что же, если ваши люди отдохнули, можно отправляться.

Через полчаса отряд в девятнадцать человек двинулся со станции. Все были верхом. Часам к двум были в небольшой деревне Коневке, где было решено переночевать, так как до Заречного осталось еще верст сорок, а лошади сильно приутомились, и засветло отряд не сумел бы доехать.

Ночью же ехать по бандитскому району было нецелесообразно.

* * *

— Смотри-ка, кум, опять бумага на плетне висит. Сорвать, что ли?

— Не тронь, а то те Колесников так снимет, что после головы своей не найдешь. Помнишь, как он третьего дня бабку Агафоновну нагайкой полосовал за то, что она такую же бумагу на цигарки деду своему сорвала. И до сих пор в синяках ходит.

— Да мне что, пусть висит. Пойдем, да лучше почитаем, чего он там приказывает.

ПРИКАЗ

По повстанской дивизии 28 ноября 1920 г. № 8.

§ 1.

Приказываю всем командирам полков 1, 2, 3, 4 и 5 ежедневно к 6 часов утра доставлять сведения в главный Штаб дивизии с ваших участков и полную характеристику о противнике.

§ 2.

Кроме сего, вменяю в обязанность командиров полков, тщательная бдительность за противником и пущать тесную агитацию, за что мы бьемся и против кого ведем войну и ежедневно высылать в штаб конную связь.

Командующий всеми вооруженными силами

И. Колесников

Начальник Главного штаба (подпись)

С подлинным верно адъютант (подпись)

— А где сейчас сам Иван Колесников?

— Где ему быть! Со штабом у Игнатенко ночует. Вчера перепились все и давай с нагайками за девками гоняться. Моя еле ушла.

— Знаешь что, кум, ежели поразобраться, то Колесников-то больше за бар стоит и крестьян разоряет. Подумай сам, объявил мобилизацию лошадей, повозок, берет хлеб, живность, с бабами и девками охальничает, стариков за бороды рвет, ежели ему кто в глаза правду скажет. Только бумаги пишет про Бога, да про то, что коммунисты народ грабят. На себя бы, черт толстый, посмотрел. Коммунисты ежели сейчас хлеб для войны и берут, так они зато всю землю от бар отняли и народу ее отдали, а не себе оставили.

— А что он о Боге-то?

— Да вот, по хатам призвание разносили, по полпуду муки за него требовали.

— Взял?

— А ты как думаешь? Попробуй-ка, откажись. А разве у тебя-то не были?

— Нет еще.

— Небось, и к тебе придут, не обидят.

Получивший «призвание» вынул его из кисета с табаком, разгладил и стал читать.

В «призвании» было наплетено столько «божественного», что слушающий не выдержал и бросил:

— Эка он расписался.

— Да это не он. Это Федька Стригун. Чай, помнишь сына зареченского попа, что в городе обучался. Он теперь у него за адъютанта и всякую агитацию посреди народа пущает.

— Шш… Смотри, «освободители» наши из хат вылазить начали. Ну их куды подальше! А то еще опять к чему-нибудь привяжутся.

— Будь здоров, кум.

ПРЫЖОК СМЕРТИ

Глава XXXI. «ОСВОБОДИТЕЛИ»