Мясников Виктор

Черный паук

Виктор Мясников

ЧЕРНЫЙ ПАУК

В августе темнеет довольно рано, это вам не июнь. На длинном железном прилавке уличного рынка загораются разнокалиберные батареечные фонари, лампочки на пеpекpученных электpошнурах, спущенных из окон, и просто свечи в стеклянных банках. Ночные бабушки наперебой предлагают прохожим свои немудрящие товары. Продуктовые магазины закрываются, наступает их час.

В ночную смену старух пасет рэкетирская бригада Белого. У него четверо бойцов: Ливер, Хром, Фюрер и Фредик. Сейчас они рассредоточились вдоль прилавка, каждый у своего сектора, считают старух, смотрят, что за товар, какие новые торговки появились, и сразу разводят разругавшихся из-за места. Рынок тесноват, а муниципалитет и в ус не дует, не пристраивает дополнительные торговые места. А между тем тоpговок прибавляется, начинают уже тарные ящики ставить, кому нормального места за прилавком не хватило.

Сегодня предстоял трудный вечер. Чума распорядился повысить налог сразу втрое - с полтинника до ста пятидесяти. Тетки, понятно, хайлать начнут, придется резко успокаивать. А то ещё менты на крик припрутся, могут возникнуть проблемы. Временные, конечно, но все равно неприятности и убытки. Попозже и сам Чума должен подъехать, понаблюдать, как дело движется.

Торговля пока ещё хило идет, часов с одиннадцати начнется, когда народ спохватится, что закусывать нечем. Выпивки-то сейчас на каждом углу - в любом киоске хоть по ноздри залейся, не восемьдесят пятый год, "гоpбачевская засуха" давно закончилась, а колбасу или, скажем, булку хлеба в это вpемя только у бабушек и купишь. Цена, понятно, против дневной раза в полтора-два круче будет, но тут уж вольному воля.

Белый стоит с краю, вне конуса света уличного фонаря, словно посторонний. Он никогда не подходит к прилавкам, может даже уехать на всю ночь, лишь бы бригада следила за порядком. В десятке метров у стены дома припаркована его красная "восьмерка". Чуть слышно фырча движком, прямо через газон к ней подрулила "девятка" цвета "мокрый асфальт" с тонированными стеклами, встала и словно растворилась в сумерках. Чума прикатил, пора начинать. Белый сделал отмашку, и его бойцы пошли вдоль своих секторов прилавка, объявляя теткам и бабкам, что с сегодняшнего вечера с них катит по тридцатнику, сейчас кассир придет, готовьте капусту.

Тут же поднялся невообразимый гвалт, как и ожидалось. Белый вразвалку подошел к "девятке", пожал вялую руку, высунутую в боковое окно, пригнулся, опершись рукой на крышу, ожидая указаний. Чума не торопился, курил в темном салоне длинную сигарету, слушая доносившийся даже сюда шум. Рядом с ним за рулем сидел Джон, сзади ещё кто-то, похоже, Пятак и Мэйсон.

- Чего ждем? - подал наконец голос Чума. - Я тебя на киоски собирался ставить, а ты старушню вшивую не пригнешь.

- А как вперед босса командовать? - Белый выложил заранее припасенную льстивую фразу. - Сейчас я их напрягу, хрычовок.

Он быстро направился на свой командный пункт у края газона. Своим бойцам Белый заранее втолковал план действий и сейчас только подал условный сигнал: несколько раз энергично ударил кулаком в воздух перед собой. Тут же бойцы бросились к прилавкам, сшибая на землю пpодукты, отталкивая женщин и изрыгая матерные угрозы. Через пару минут порядок был восстановлен. Какие-то старушки, плача на ходу, тихонько заковыляли прочь. Женщины помоложе уходили торопливо, оглядываясь и негромко обзывая сволочами свору подонков. Но половина торговок осталась, им было не с руки уносить домой скоропортящийся товар.

Довольный Белый снова направился к машине босса, чтобы доложить об успехе и услышать похвалу. Он знал, что освободилось место смотрящего над киосками возле трамвайного кольца на Северной и ещё одно, где-то на Бажова, но даже представить не мог, что Чума двинет его на повышение. Сейчас следовало выслужиться. И тут сзади раздался пронзительный вопль:

- Убери руки, паразит! Щенок паршивый! Сейчас как двину по соплям!

Белый ринулся к прилавкам. Какая-то тетка лет пятидесяти во весь голос крыла его пацанов. Левой рукой она прижимала к груди пластиковую корзину, а в правой держала палку копченой колбасы и отбивалась ею, словно резиновой дубинкой. Фюрер, который попытался вырвать у неё корзину, получил увесистый удар по лицу и согнулся, завывая, горстью прикрывая подбитый глаз. Ливер едва успел отскочить, а то бы и ему перепало.

- Денег вам! - кричала женщина. - Работать идите! Пенсионерок грабить наладились, паскудники! Не подходи, тварь, всю башку на кусочки расколочу!

Она размахнулась колбасой, собираясь врезать подбегавшему Белому, но палку перехватил и вырвал из теткиной руки подскочивший сзади Хром. Но тетка тут же выдеpнула из корзины бутылку кефира. Белый и сматериться не успел, как в лицо ему выплеснулось почти все содержимое бутылки. А когда он наклонился, протирая глаза, плюясь и рыча от ярости, на стриженую голову обрушилась и сама бутылка.