Из официальной хроники: «13 ноября погода несколько успокоилась, но небо было покрыто густыми тучами, и шел непрерывный дождь. Хотя барометр и падал, но ничто не предвещало резкого ухудшения погоды по сравнению с предыдущими днями. Ночью ветер дул с юго-запада, был теплый для того времени года и постепенно слабел, но около рассвета 14 ноября задул опять с бешенством и усиливался, пока не обратился в ураган невидимой и неслыханной на Черном море силы. В лагерях, на высотах, его почувствовали часа на два раньше, чем в Балаклаве. Около шести часов спавшие люди были разбужены порывами ветра, который стал выворачивать из земли деревянные колья палаток, рвать полотнища, ломать шесты. Вскоре не осталось ни одной целой палатки.
Лагерь покрылся полуодетыми людьми, которые под проливным дождем, в грязи, гонялись за летящей по ветру одеждой или пытались удержать опрокинутые палатки, наваливая на них камни. Лошади срывались с коновязей и скакали по разным направлениям, ища убежища. Ревущий ветер опрокидывал и ломал нагруженные повозки, сбивал с ног и калечил людей. Сложенные на складах бочки рома катились по лагерю, подпрыгивая на камнях. Пятипудовые кипы прессованного сена крутились по земле, катясь по ветру к Севастополю. Большое стадо баранов бросилось в ту же сторону и почти целиком погибло. Наконец, не выдержали госпитальные палатки, и несчастные больные и раненые, полуголые, оказались в грязи под проливным дождем и резким ветром. Во французском лагере большое деревянное госпитальное здание было разрушено, и доски летели по воздуху, как сухие листья. Еще тяжелее было положение тех, кто был в окопах, так как последние быстро наполнились водой.
Около 12 часов ветер уклонился к западу и стал холоднее. Дождь сменился изморозью, а потом снежной бурей, которая вскоре придала всему окружающему зимний вид. Полузамерзшие и голодные солдаты и офицеры не имели даже возможности развести огонь.
Приведенное описание взято из письма корреспондента лондонской газеты «Морнин Герельд», прибывшего в Крым через несколько часов после бури. День 14 ноября был как бы предсказанием надвигающейся жестокой зимы, которую предстояло вынести осаждающим. Но в самой Балаклаве дело обстояло во много раз хуже, чем в лагере. Утром 14 ноября здесь, на внешнем рейде, находились четыре военных парохода, четыре паровых транспорта, в том числе «Принц», десять парусных транспортов и четыре частных парусника, всего 22 судна. В гавани стояли около 30 разных кораблей».
Наконец, на рассвете 14 ноября барометр упал с такой невиданной быстротой, что это многих привело в замешательство.
В семь часов утра хлынул сильнейший дождь, ударила молния, и юговосточный ветер с неслыханной силой пронесся над Балаклавой.
Этот порыв ветра сорвал крыши с многих домов и опрокинул почти все лагерные палатки.
В английские, французские и турецкие боевые корабли под командованием адмирала Лайонса так же, как и транспорты, стояли на Севастопольском рейде. Когда задул ураганный ветер, командующий союзным флотом адмирал Лайонс приказал всем линейным кораблям выйти в открытое море. Яростный шквал начал захлестывать корабли. Ветер усиливался, пока, наконец, не превратился в ураган огромной силы. Пенящиеся валы вздымались до неба. Несколько небольших судов разбило о скалы. Многие имели повреждения, но пока держались.
К девяти часам утра неожиданно наступило затишье. Ветер почти стих. Волнение на море тоже, вроде бы, стало немного ослабевать. Всем казалось, что все худшее уже позади. Увы, они жестоко ошибались!
Внезапно в начале десятого часа слабый зюйдовый ветер перешел в остовый. И опять, как и в первый раз, стал резко усиливаться, пока не превратился в жесточайший шторм. «Был такой ураган, которого никогда не видели в Англии», – сообщает очевидец катастрофы.
Внезапно вся масса кораблей, загнанная прежним ветром к северу, неудержимо понеслась к скалам. При этом ветер и волны были такой неслыханной силы, что ни о каком сопротивлении не могло быть и речи. Это был самый настоящий «форс мажор», когда ни опыт капитанов, ни доблесть матросов ничего не могли изменить. Оставалось молиться и надеяться на чудо. Но чуда не произошло.
Вскоре около тридцати судов разных конструкций – от небольших каботажных парусных бригов до огромных и мощных транспортов – были на краю гибели. Скорость ветра к этому времени достигала более 72 миль в час. По свидетельству очевидцев люди на штормующих судах передвигались по палубе только ползком. Кто пытался встать в рост, сразу же сметало за борт ужасающими порывами ветра. Спасать их даже не пытались…